Когда она, довольная, в тапках и пижаме ютится на соседнем сиденье, я понимаю, что оно того стоило.
— Что ты ему сказал? — спрашивает шепотом, как будто собирается выпытать у меня секрет.
— Что ты моя невеста и что во мне бурлит кровь моих предков-горцев, — тоже шепотом подыгрываю я.
Пусть у нее будет эта «правда», тем более, что в ответ Очкарик опять прикрывает рот рукой и громко удивленно икает.
По дороге домой она засыпает, а я проворачиваю в голове план действий.
Кто-то должен присматривать за ней хотя бы днем, пока меня не будет рядом.
А моя мама — хирург, пусть и на пенсии.
Хороший повод их познакомить. Уверен, на этот раз мать скажет: «Антон, наконец-то ты нашел хорошую девочку, не просри теперь ее».
— Ты меня на руках понесешь? — удивленно, как будто с ней такое впервые, спрашивает Очкарик, когда я беру ее на руки, чтобы отнести из машины в дом. После дождя грязь и лужи, еще не хватало, чтобы она промочила ноги в своих этих тапках от пыли.
— Ага, — подмигиваю ей, — и через порог брошу, так что советую подготовиться и сгруппироваться.
Тупая американщина, но если Йени так счастливо жмурится — не по хер ли?
На самом деле на руках отношу ее на второй этаж, в кровать, укладываю под одеяло и обещаю наказать, если без моего разрешения начнет бродить дальше туалета.
— Малыш, нужно забрать твои вещи. Есть мысли как это сделать?
— Ключи остались в сумке, а сумка у родителей. — Она сосредоточенно хмурится, потом на секунду «светлеет» и снова хмурится. — И телефон тоже, наверное, остался там.
— Значит, придется встретиться с папой.
— Нам придется встретиться с папой, — пытается переиграть по-своему.
— Госпожа писательница, еще раз — меня достало, что ты снова пытаешься прятать меня за свою юбку. Я — мужик, я тебя забрал. До тех пор, пока ты в моем доме — ты моя ответственность, а я — твоя. В следующий раз, Йен, буду ругаться матом, извини.
Она натягивает одеяло до самого кончика носа, снова икает и говорит по слогам:
— Я — твоя.
— Женщина, надеюсь, ты услышала не только это.
— Зря надеешься, — хихикает она.
Присаживаюсь на край кровати, наклоняюсь над ней и нарочно тяну время, выжидаю, пока опустит одеяло и смешно потянет губы для поцелуя.
— В отношениях, малыш, кто-то должен быть ебанутым, чтобы «задавать ритм» и гармонию, — говорю я, наслаждаясь ее очередным приступом смущения. — И я даже знаю, кто это в нашей паре.
«Я!» — выразительно, одними губами, произносит она.
Когда через полчаса приезжает мать, Очкарик уже крепко спит.
Мать снимает пальто, молча берет у меня чашку с чаем и так же молча ждет, когда я продолжу свой короткий телефонный монолог: «Мам, у меня дома моя женщина с сотрясением, все не очень страшно, но за ней нужно присматривать, так что жду».