Мама наотрез отказывается, чтобы я отвез ее домой, так что провожу ее до такси, по дроге слушая наблюдения.
— Антон, будь с ней аккуратнее. Такая… чудная она. — Чмокает меня в щеку, гладит по плечу и с теплой улыбкой добавляет. — И очень славная. Не просри.
Очкарика застаю за загрузкой тарелок в посудомоечную машину. Замечает меня и быстро поправляет волосы, потому что ее вездесущая заколка снова уползла куда-то на строну.
Да, чудная. Да, «с приветом». Да, с инфантильными реакциями, но при этом в чем-то очень уж взрослая. Как будто ученые сшили старушку и школьницу, и то, что проклюнулось из Франкенштейна, запихнули в эту белокурую голову.
Зато Наташка абсолютно понятная, прямая и предсказуемая. Не стеснялась, когда я озвучивал вещи, которые хотел бы сделать с ней в постели.
Только хорошо мне с этой, замороченной.
— Наши бывшие расходятся, — говорю я, когда Йени включает программу и поворачивается ко мне.
— Что? — Морщит лоб. — Откуда ты знаешь?
В двух словах, не вдаваясь в подробности, рассказываю о Наташкином звонке, о том, что снял для нее квартиру. Об остальном умалчиваю. Не надо валить на Очкарика с ее сотрясением гору инфы, которую она может трансформировать черт знает во что.
— Подумал, что ты должна знать, что я с ней виделся. Не по своей воле. Так получилось. И хуев натолкать ей не смог. Надо еще прокачать мудачество.
Очкарик долго молчит. Стоит в паре шагов от меня с опущенными руками и колченогими попытками спрятаться за «ниочемной» улыбкой. Потом сдается, подходит и несмело, кончиками пальцев, притрагивается к моей ладони.
— Спасибо, что сказал, Антон. Ты поступил как настоящий мужчина. Я… — Заикается, мотает головой, как будто тут есть целый театр зрителей, перед которыми ей совестно за испорченную роль. — Я очень тобой горжусь.
Я пячусь, опираюсь на край стола и притягиваю ее к себе, сжимаю ногами узкие бедра.
Запускаю пальцы в растрепанные волосы, склоняюсь к губам, которые малышка раскрывает с жадностью и голодом.
— С поцелуями у нас сложилось, — еле слышно повторяет она. — Хочу их много, много, много…
Провожу языком по ее губам, усмехаюсь, когда она неловко, но с рвением прилежной ученицы ловит его ртом и посасывает.
— Малыш, как ты себя чувствуешь? — Пусть скажет что-то обнадеживающее.
— Чувствую себя достаточно здоровой для… всего. — Все же краснеет, смущается от собственной смелости.
Я целую ее глубоко, цепляюсь языком за язык.
У нее сбивается дыхание.
Ладонью вниз, по животу, который Очкарик втягивает от малейшего прикосновения.
Ниже, до пупка, по лобку.
Между ног, надавливая пальцами на спрятанный за парой слоев ткани клитор.