Но пальцы на моих ногах подгибаются, живот втягивается, словно на него высыпали лед.
Антон становится ближе, но держит дистанцию между нами. Одной рукой опирается в дверь рядом с моей головой, пальцами другой справляется с парой верхних пуговиц на рубашке. Молча, ни на мгновение не покидая мой взгляд.
Я «видела» эти пальцы прошлой ночью, чувствовала их у себя между ног, хотела их внутри: не нежно и тихо, а глубоко, жестко, до хлопков ладонью по влаге. Потому что прошлой ночью я была мокрой с призраком в моей постели, и это было лучше, чем вся моя предыдущая жизнь.
Он останавливается на четвертой пуговице, когда я вижу тяжелые серебряные звенья цепочки, на которой висит серебряная волчья голова. Совсем как в книге.
Мне необходима капля реальности, пока я не потеряла себя во всем этом.
Тянусь к цепочке, подтягиваю ее «руками» в смирительной рубашке свитера, и Антон наклоняется к моему лицу.
Мы просто дышим друг другу в губы, потому что сейчас этого достаточно. Сейчас будет только так.
Даже если он одет, а я — полуголая.
Даже если в своей голове я хочу его в тех самых фантазиях, в которых стыжусь признаться даже самой себе. Хорошие фригидные девочки не могут хотеть, чтобы их ставили на колени, надавливали на поясницу и жестко трахали.
До ноющей боли между ног.
До влажных шлепков.
Но сегодня между нами ни единого касания.
Целомудренно и порочно одновременно.
— Заеду за тобой в одиннадцать, — мне в ухо говорит Антон, нарочно избегая любого контакта с кожей. — Возьми зубную щетку и вещи на пару дней.
И пока я торможу с ответом, как-то немного нервно нахлобучивает на меня свитер, одергивая слишком уж старательно, как будто собирается «закрыть» меня до самых колен.
— Хорошо, — шепотом соглашаюсь я. — Хорошо, хорошо, хорошо…
И прижимаюсь лбом к закрывшейся за ним двери.
Нужно отдышаться.
Привести в порядок мысли, сделать что-то с головой, в которой громко шумит, как будто меня всю целиком затолкали в морскую раковину.
Я только что стояла перед ним голая? Я правда хотела, чтобы он смотрел на меня, хотела, чтобы произошел какой-то щелчок — и мы, возможно, перестали быть еще одним слишком ярким плодом моего воображения?
Мне пусто сейчас. Так невыносимо пусто и одиноко, хоть час назад я спала в своей постели — и мне казалось, что жизнь все еще может наладиться. А теперь во мне как будто нет чего-то несущего, без чего все сложнее собирать себя по кусочкам.
Это страх.
От него немеют ладони, и я снова вся втягиваюсь в чужой свитер. В нем безопасно. Может, это магия? Или снова мое воображение?
Мне нельзя ни к кому привязываться. Это мне обычно слишком дорого обходится.