Я сделал вид, что ничего не понял.
Мы вышли к высокой плотине нашего заводского пруда. Он огромен: тянется километров на пятнадцать да шириной в некоторых местах до шести километров. В хороший ветер тут гуляют волны почище, чем на море. На берегу растут кряжистые, дуплистые ветлы, накренившиеся так низко, что зелеными ветками касаются прозрачной воды, тихо плещущейся о берег.
Сразу за плотиной начинаются леса, которым, кажется, нет конца и края.
Узкая тропинка шла по каменистому склону, уводя все дальше и дальше от плотины. Мы прошли по ней с полкилометра. Маша остановилась.
— Хватит... Дорога не для моих туфель.
— Сними,— шутливо предложил я.
— Очумел!..— Всерьез рассердилась она.— Босая двух шагов не сделаю.
Шутки даже не поняла... Нет прежней Маши, Маши — непременной участницы наших мальчишеских затей. Той ничего не стоило мигом сбросить туфли и полезть на самую головокружительную кручу или в купальнике, с разбегу, перепугав даже бывалых ребят, кинуться со скалы в воду.
Странно, конечно, но меня не покидало желание коснуться Маши, ощутить ее ближе. Я помнил наши торопливые поцелуи, прогулки по парку. Нам было так хорошо тогда сидеть рядом, держась за руки.
Довольно бесцеремонно я обнял ее и довольно крепко стиснул.
Она стояла неподвижная, покорная.
Я стиснул сильнее.
— Осторожнее,— попросила Маша.— Не помни кофточку. Я сразу отпустил ее.
Держась за руки, помогая друг другу, мы спустились по крутому откосу к берегу и тут нашли укромное местечко среди нависающих скал. Тут даже лежало гладкое бревно, словно для нас приготовленное.
— Ты насовсем? — спросила Маша, осторожно оправляя юбку, прежде чем сесть.
— Писал же тебе.
— Разве? Значит — забыла.
«Забыла!» — мысленно усмехнулся я.
— Но письмо получила? Почему не ответила? Даже нового адреса не сообщила.
— Никому не отвечаю. В дом отдыха поехала — всем девочкам и мальчикам собиралась писать,— затрещала Маша.— И ни одного обещания не выполнила. Это так скучно — писать письма. О чем? Ничего же нет интересного.
Меня опять по-грешному потянуло к ней. Я положил ей руку на плечо.
— Кстати,— вспомнил я.— Как тебя теперь зовут?
— А что? — Она подозрительно смотрела на меня.
— Маша или Маира?
— А если Маира?
— Зачем? У тебя такое хорошее имя — Маша.
— Вкусы бывают разные,— сухо сказала Маша.— Тебе нравится, а мне не нравится. Всякому свое.
Я опять обнял ее, надеясь хоть этим перебить ее птичий щебет.
— Помнешь же кофточку,— сердито напомнила Маша.
— Тебе только это мешает?
— Нет... Не люблю телячьих нежностей. Почему это так — только останешься наедине с парнем, так и начинают лапать?