Поразил меня, не вызывая особых симпатий, Константин Григорьевич Базовский. Худой, с желтым нездоровым цветом лица, с почти голым круглым черепом. Брови резко чернели над глубоко запавшими глазами. Блестели вставные зубы. Ходил он, опираясь на палку, слегка волоча правую ногу.
Базовский пришел со свертками в руках последним, когда мы сидели уже под легким хмельком. Поднес женщинам коробку шоколадных конфет. Завидев Дениску, поманил его к себе сухим пальцем.
Дениска охотно побежал к нему.
— Получай,— сказал Константин Григорьевич и протянул ему порядочный сверток.
Дениска принялся развертывать бумагу. В свертке оказался резиновый надувной лебедь для плавания. Глаза у Дениски заблестели.
— Вот, царевич,— сказал Константин Григорьевич,— как придет тепло — поплывешь по синему морю в дальние страны.
— Зачем тратился? — укорил его отец. Базовский отмахнулся.
Отец для этого вечера выставил свою водочную коллекцию. Есть у него такая давняя слабость: готовить водочные настойки. В серванте выделено особое отделение, запретное для всех членов семьи, в нем всегда стоит целая батарея бутылок с водками разных цветов, настоянных на всяких листочках, корешках и корочках: рябиновая, калгановая, смородиновая, лимонная, анисовая, апельсиновая, еще какие-то таинственные. Отец весьма гордится, что в этом деле у него есть свои открытия и секреты. Сейчас, украшая стол, среди закусок сверкали графины с настойками всевозможных расцветок и ароматов. Конечно, такую водку полагалось пить только из хрустальных рюмок. Иной посуды отец не признавал, отвергал даже серебряные чарки.
После нескольких тостов настроение поднялось. Особенно сильно и быстро захмелел Константин Григорьевич.
Павлик полез с расспросами, как я думаю устраивать свою жизнь, собираюсь ли вернуться в институт.
Об институте я много и, чего скрывать, горестно думал в армии. Меня сорвали с третьего курса. Призывали парней военных лет рождения. Их, как известно, было немного. Тогда и стали подметать всех льготников и получавших отсрочки. Так я, льготник, взрослый парень, студент, попал вместе с подростками — вчерашними школьниками — в армию.
— Считай, что и тебя зацепила война,— сказал мне тогда, подбадривая, отец.— Примирись... Наверстаешь потом эти годы. У жизни есть свои жестокие необходимости. Никуда от них не денешься, сынок.
Это я все понимал. Но три года пришлось списать. Ребята и девушки, с которыми я начинал, успели защитить дипломы и работали инженерами, вроде Павлика, некоторые успели обзавестись семьями и детей растили. Я остался великовозрастным недоучкой.