Первым появился Павлик. Это детское ласкательное имя ему явно не по росту. Детина высотой 2 метра и 9 сантиметров, да еще с какими-то десятыми, как мы, бывало, шутили от настроения! В школе его звали «Паша - телеграфный столб», и на улице, конечно, мальчишки ему всегда кричали: «Дядя Паша, достань воробушка». Громогласный, долговязый, он долго и неуклюже тискал меня в объятиях.
Дружба с ним давняя. Однако мне показалось, что Павлик за эти три года стал в нашем доме еще больше своим. Не только потому, что работает с отцом в одном цехе, и они вместе соображают какие-то производственные дела, что-то там перестраивают, улучшают. Удивительно, что Ленка словно приобрела на Павлика особые права и обращалась с ним довольно смело, и нисколько не церемонясь. Мне это бросилось в глаза с первой минуты его появления, а домашние принимали вроде как должное.
Пока я служил в армии, Павлик успел получить институтский диплом и, как мечтал еще в школе, стал настоящим заводским инженером. Попала щука в море! Еще в школе он выделялся тем, что увлекался всякими техническими новинками, поражал нас осведомленностью в самоновейших научных изысканиях. Всегда он был шумным, нетерпеливым и добродушным, таким, по-видимому, и остался. После небольших объятий Павлик весело сообщил, что недавно чуть-чуть не вышел на международную арену. ЦК комсомола вызвал его в Москву на сбор самых высоких парней всей страны.
— Представляешь, какие собрались, если я оказался левофланговым? — сказал, громко хохоча, Павлик.
Ему предложили, посулив всякие блага, войти в состав сборной баскетбольной команды, которую составляли для очередных Олимпийских игр.
Павлик отказался.
— Решил, что наука без меня пропадет, — шутливо сказал он.— Пришлось собой пожертвовать.
Среди новых лиц особо меня заинтересовала Катя — Ленкина подруга, лаборантка у тети Нади, недавняя москвичка. В очках она выглядела ужасно строгой девушкой, совершенно недоступной для легкомысленных шуток. Весь вечер она держалась несколько дичком, внимательно посматривая на меня темными строгими глазами. Когда же снимала очки, что случилось раза три-четыре за вечер, то сразу хорошела. У нее было очень чистенькое, словно только сейчас умытое холодной водой личико, а бровки — такие мохнатенькие, что их хотелось потрогать пальцами. Я любовался ею в такие минуты. Но за весь первый вечер мы с ней ни о чем не поговорили, только перекинулись несколькими словами.
Понравился мне и сослуживец тети Нади, инженер Николай Иванович Рябов, небольшого роста, с простецким кругловатым лицом, подвижный и шустрый, как воробушек. Светлые волосы его были взлохмачены, словно он никак не мог с ними - совладать. К тете Наде Николай Иванович весь вечер относился чрезвычайно внимательно и предупредительно. За столом они сидели рядом, и Николай Иванович чутко угадывал каждое ее желание. Мне даже показалось, что они больше, чем просто сотоварищи по работе.