...Голова Тони лежала на моей руке. Мы разговаривали почему-то шепотом. Я перебирал ее волосы, гладил щеки, целовал в полуприкрытые глаза.
— Мальчик!..— шептала Тоня, поглаживая мои щеки, отвечая на мои ласки поцелуями.— Милый мальчик...
Я еще сильнее обнял ее. В полутьме лицо ее странно светилось, глаза горели. Я приник губами к прохладной коже на шее и ощутил, что и Тоня вся в таком же сладостном желании потянулась ко мне напрягшимся телом.
Оглушенный и счастливый тем, что свершилось, я лежал, откинувшись навзничь, и смотрел на проступившие в сиреневой вышине дрожащие звезды. Тоня неподвижно, притихшая, лежала рядом. Слышалось ее легкое дыхание.
Она молчала. В темноте наши руки соединились. Усталым движением она повернулась ко мне лицом.
— Ни о чем не думай,— виновато попросила она.— Слышишь? Я тебя ни к чему не обязываю. За все сама в ответе.
— О чем ты говоришь? — Я продолжал смотреть на звезды.— Ты — моя. Я никому тебя не уступлю. Я люблю тебя, Тоня. Если появится соперник, я зарежу его.
Впервые я говорил о своей любви. Впервые произносил эти слова. Я не лгал. Мне казалось, что произносить их будет трудно, такие они захватанные. Оказывается, что они произносятся сами.
— Господи...— Тоня глубоко вздохнула.— Надо же...— И после молчания тихо сказала: — Я тебе верю. Буду тебя любить... О, хороший мой!
Она как-то застенчиво протянула ко мне руки. Кофточка ее расстегнулась, и я поцеловал ее в грудь. Неожиданно Тоня резким движением оттолкнула меня и поднялась. Перепуганный, что, может, сделал больно или оскорбил ее, я взял ее за руки, но она вырвалась.
— Не трогай меня! Не смей трогать!..
В глазах ее я увидел выражение ужаса, почти смертельного.
— Что с тобой?
— Ничего...— Она поспешно шарила дрожащими руками по кофточке.
Я понял... Я вспомнил тот давний вечер в ее комнате. Мне стало страшно.
— Не надо, Тоня! Тоня...— растерянно говорил я.
— Подожди...— сказала она устало и буднично. Опустив голову, Тоня долго сидела не шевелясь.
Мы помолчали.
Я положил ей руку на колено и осторожно погладил его.
— Успокоилась? Не надо... Напрасно ты...— я старался говорить тверже.
— Ты должен презирать меня,— сказала она каким-то упавшим голосом.
— За что?
— Знаешь... Мое прошлое... Ничего хорошего у нас не будет.
— Хорошее только началось. Я не хочу думать о твоем прошлом.
По пустынному шоссе мы возвращались в город пешком. Проходившие машины длинными лучами фар выхватывали из мрака деревья, словно живые, они начинали шевелиться, кидая на шоссе причудливые ломаные тени. Машины исчезали, обдавая горячим ветром и смрадным запахом отработанного бензина. Тьма сгущалась еще сильнее, снова подступала к нам тишиной.