— Ядом виандийской форели.
— Да!
— Той самой форели, которую таскает за собой Самон Эйт? Не перебарщивайте с ложью, госпожа Ши. Эта версия шита белыми нитками. Более вероятно, что Эйт и подставил племянников, и отравил Сенрика.
Небольшой кулачок Лады врезался в стену.
— Ничего подобного! Эйт ненавидел Рокса, но любил сестру! Он ни за что не навредил бы ее детям!
— Тогда зачем он бросил запрещенную законом рыбу в пруд Тори-Эйл?
— Я тоже не могу этого понять!
По коридору прошла горничная, тяня в сторону лифта небольшой чемодан на колесиках. От лестницы спешил управляющий, за ним широким шагом ступал носильщик с допотопной тележкой для вещей.
— Увидимся позже. — Жасмин без раздумий оставила Ладу Ши. — Не покидайте Вианду и не очень надейтесь, что полиция прочтет ваши показания.
— Я сделаю заявление для прессы!
— И закончите как Сенрик? То есть с точки зрения справедливости я должна вас поддержать, но мне не нравятся трупы, госпожа Ши. Хорошего дня.
Управляющий и носильщик как раз вошли в покои, отведенные Арит Ундийской и ее дочерям. Судя по донесшемуся оттуда быстрому говору на повышенных тонах, баронесса жаждала покинуть особняк и злилась из-за нерасторопности слуг.
— Не так быстро, уважаемые, — пробормотала Жасмин, направляясь к ним.
Замок слева от нее щелкнул.
«Самон Эйт! И ему приспичило сделать ноги!» — она схватила длинную тонкую скульптуру, коих стояло немеряно на каждом этаже Тори-Эйл, и заблокировала дверь баронессы.
— Полиция! Вы задержаны! — крикнула в ответ на проклятия. — Придумывайте алиби! — И повернулась к пожилому человеку с тростью, вышедшему в коридор.
Самон Эйт выглядел получше, чем в тот раз, когда его откачивали медики. Ему давно перевалило за шестьдесят, и было заметно, что последние годы он посвятил выпивке. Сухое желтоватое лицо, опухшие веки, дерганые движения, неопрятная, пусть и дорогая, одежда, и стойкая вонь перегара создавали образ запойного пьяницы, и лишь резкий взгляд светло-зеленых глаз подсказывал: этот мужчина переживает не самые лучшие времена, но до дна еще не опустился и прекрасно понимает, что происходит вокруг.
— Вы старик и инвалид, господин Эйт. — Жасмин в два счета преградила ему путь. — Не усложняйте свою и мою жизнь.
— Рука поднимется на калеку? — глумливо осведомился он.
— Ваша поднялась на девушку, не так ли? Будь ваша воля, Флора Даньята гнила бы в тюрьме за кражу или ограбление. Я за равноправие полов и возрастов, поэтому обойдемся без сантиментов. Кошелек и форель. Вопрос одинаков для обоих случаев. Зачем вы это сделали?
Эйт тяжело навалился на трость и уставился на дверь баронессы, в которую изнутри колотили, похоже, стульями.