На этот раз господин Гонсевский через губу поинтересовался, уйдёт ли «княж Пожжаровшский» если Краков заплатит требуемые пятьдесят семь тысяч злотых. Разговаривали по-немецки. Прямо с порога референт заявил: «муве трохэ по немецку». И потом продирался через падежи и времена этого языка, с которым знаком был так себе. Наконец слушать этого важного господина Петру надоело.
- Пятьсот семьдесят тысяч злотых и я оставлю Краков в покое и пойду на Варшаву, - махнул он рукой.
- To nie jest sprawiedliwe! – завопил на мове товарищ, начисто забыв язык Шиллера и Гёте.
- «Однако за время пути собачка могла подрасти», - с милой улыбкой ответил Пётр, и с ещё более милой перевёл, - Мы потратились на поход и нужно эти деньги вернуть. Пятьсот восемьдесят тысяч. Следующая цифра будет уже пятьсот девяносто.
- Хорошо! – аж подпрыгнул Великий Референдарий, когда ему Заброжский перевёл.
- Завтра приносите, - снова улыбнулся Пётр Дмитриевич.
- To niemożliwe. Trzeba więcej czasu, - опять вопли. Нервные все.
- Завтра вечером. Если не будет денег, то утром начинаем стрелять из пушек. Вы ведь знаете, чем это закончится. До свидания. Do randkę, – и помахал ручкой.
Событие шестидесятое
Звук выстрела был на грани слышимости. Епифан бы его и не услышал, прозвучи он в другое время. Но вот совпало. Было раннее утро, птичий щебет не мешал, а весь лагерь спал ещё. Солнце и не думало всходить. Сумерки. Сотник Соловый дежурил у костра. Ночь поделили на четыре вахты, и бывшему казачьему атаману досталась последняя - под утро. Он сам выбрал. Сколько себя помнил Епифан, всегда просыпался он рано, а с возрастом и подавно. Зимою это особенно заметно. На дворе темень ещё, а у него ни малейшего желания бока пролёживать. Один чёрт, прости Господи, сколько не ворочайся, больше не уснёшь. По этой самой причине, если приходилось стоять на страже, то и выбирал Соловый всегда последнюю.
Они дошли до истока реки Яик. Обычное небольшое болотце с бьющим родником, а от него тонкая струйка ручейка. Даже обидно, столько трудов положили, столько лихих казаков полегло, товарищей верных, а тут ручеёк неказистый. Сидел сотник, прикидывал дальнейшие действия, подбрасывал в костерок небольшой веточки и тут услышал далеко на севере за холмом и лесом выстрел. Послышалось, наверное, решил Епифан, некому там стрелять. Нет здесь ни у кого огнестрельного оружия.
Он встал, прошёл десяток шагов на север, в сторону, где почудился ему выстрел. Тишина. Прислушался. Может гром, вон всё небо тучами заволокло. И тут выстрел снова прогремел. Сомнений не осталось. В версте или чуть дальше на север, кто-то палит из огнестрельного оружия. Кто мог быть здесь среди безлюдного леса с мушкетом? И в кого здесь можно стрелять? Да, что гадать, нужно будить людей.