— Надо убраться отсюда, девочка. Я отведу тебя в безопасное место. — Он снял с себя куртку, накидывая ей на плечи.
Лже-Карл, который наверняка являлся предком герра Карла Зиге, оставшимся где-то в далеком будущем-прошлом для Ракель Коэн, привез ее в небольшой домик в лесу, находящийся в километрах пяти от злополучного трактира. Впрочем, Коэн могла и спутать расстояние в сгустившихся сумерках. Она старалась не задремать под мерный стук копыт разбойничьей лошади, которую Не-Карл отвязал от коновязи недалеко от побоища. А еще старалась не обращать внимание на мужские руки, крепко, по-хозяйски обнимающие ее все время поездки на лошади.
В домике оказалось еще меньше места, чем в жилище Горака. Здесь уже давно никто не жил. Пыль не ютилась по углам, а вольготно расположилась на всех горизонтальных поверхностях.
— Как тебя зовут? — спросила Ракель, чтобы прекратить называть мысленно этого странного мужчину «тот, который слишком похож на Карла Зиге».
— Хайлель, — немного подумав, ответил теперь уж точно не Карл.
В жилах Коэн текла кровь нескольких национальностей. Свое имя она получила в честь знаменитой прабабушки — политика и деятеля сионистского движения Израиля. Это накладывало определенные обязательства. Как будто она должна была соответствовать своему имени, быть достойной. Вот только Ракель с детства если кому-то что-то и доказывала, то только самой себе. В подростком возрасте Коэн заинтересовалась генеалогией семьи, немного выучила иврит. Как дань памяти знаменитой родственницы. Языки всегда давались ей легко. Сейчас же память Ракель услужливо подсказала, что «Хайлель» переводится как «утренняя звезда», что также означает «сын зари» или «несущий свет», или более известный европейский вариант «Люцифер».
— Хайлель… — задумчиво повторила Коэн. Может, просто похожее сочетание букв, которое ничего не означает? Кто бы стал называть своего сына именем нечистого? Или это такое прозвище?
— Можно сокращать до «Хайл» или «Лель», — он уже стоял рядом, и Ракель готова была поклясться, что при произнесении второго варианта имени серые глаза смеялись. Генетическая черта, передающаяся из поколения в поколение, — шутить, сохраняя невозмутимое выражение.
Лель — божество любви и брака в славянском эпосе>8. Этакий амурчик. Ракель это знала, и Хайлель, очевидно, тоже. Имя, которое никак не вязалось с этим холодным воином.
— Спасибо, что спас меня, Хайлель.
— У тебя будет возможность отблагодарить меня, девочка, — мужские пальцы, которые так легко сворачивали шеи разбойникам, скользнули за полы куртки, неожиданно нежно накрывая грудь Ракель. Уверенно. Будто имели на это полное право. Он не спросил ее имени, продолжая обращаться обезличено. Будто ему все равно, кто она такая и что из себя представляет. Карл называл ее так же. Девочка. Только это звучало совершенно по иному. Не так. И пусть голос и губы, произносящие это слово, так похожи, для Ракель разница была очевидна.