— Мясо с можжевельником, пряный хлеб с солёным сыром, и совсем другое вино, из дикой смородины и крыжовника, — он кивнул. — Одна башня — уже замок лорда. Неурожай каждый третий год. Ведь наш король тоже из тех мест?
— Да, почти. Зато наш род очень знатен. Мы считались знатнее Крансартов. Я имею в виду род моего отца.
— Я понял, — серьезно сказал лорд Бир. — Только не пойму никак, причём здесь Несс. Знаю, что после смены династии всё перемешалось. Но ведь это наследство по законам крови? Или?..
— Вы слышали, что сказал граф Карс. Наследование пошло по женской линии. Последним графом Несса был мой дядя, у него было двое сыновей. Мои кузены оба погибли, дядя умер. Мужчин, имеющих права на графство, нет. А женщины не могут принять этот титул самолично. Только передать мужу.
— А владения вашего отца? Я не понял. Куда они делись?
— Во время войны отошли к Руату и давно поменяли владетеля. Остался один из замков на границе. Сейчас он управляется королём, там военный гарнизон.
— Замок Шеррин, правильно? — он кивнул, и поймал её взгляд. -- Я там был, унылое место. Что ж, думаю, возвращённый вам рубин поддержит кровную преемственность в семье нового графа Несса.
— Будем надеяться, — пожала плечами Иларис. — Семейный амулет, как считает граф Карс, должен служить кровным наследникам. — Вы бывали в Шеррине? Я — никогда. Мы там не жили. Отец тоже держал там гарнизон.
— Я много где был, леди. Значит, Шеррин — ваши владения? Я однажды охотился там на барса. И на горных козлов, да…
— Вот они и хороши с можжевельником, -- Иларис улыбнулась.
Они тихо разговаривали, не обращая внимания на шум за столом, на шутки и музыку, на танцовщиц, которые кружились в середине зала. Лорд Бир резал мясо и хлеб им обоим, подхватывал запеченные овощи кончиком ножа. Только раз сделал знак наполнить чашу — они оба отхлёбывали редко, хотя вокруг вино уже щедро лилось. Как будто они и правда боялись, что коварный сладкий напиток позволит ненароком прочесть мысли — стоит только зазеваться. Когда Бир случайно коснулся коленом её ноги, она поспешно отодвинулась. Больше он так не делал. Хотя…
Иногда он с трудом сдерживался. Женщина была близко. Она была такой живой, горячей и манящей. И второй раз, быть может, не стала бы отстраняться.
Она не юная неискушённая девочка, в конце концов. И он готов свою любимую перчатку съесть за то, что эта леди меньше всего стремится к монастырской аскезе. Так что здесь творится, о Пламя Великое?
Когда он ехал сюда, то не сомневался, что воспитательница наследницы — какая-нибудь престарелая сушёная рыбина. А тут такое.