Помолчали.
– И что ты про всё это думаешь? – наконец спросил Краюхин. – Сам он? Или кто помог?
– Да кому он нужен был? – в сердцах сказал председатель. – Шкоды от него много было – это правда. Но чтоб убить…
Он помялся, потом спросил с затаённой надеждой:
– Слушай, Краюхин, а может и в правду, это он сам? Повеситься не получилось, так он ножом себя в сердце и … того?
– И с какой это беды он вешаться побежал? – спросил участковый.
– Он, говорят, к Верке-вдове подкатывал, да она его отшила. Может из-за несчастной любви…
– Несчастная любовь? У Голунова? – Краюхин с сомнением покачал головой.
Председатель пожал плечами.
– Всяко бывает. И пень трухлявый, и тот, бывает, расцветает. А Сенька был на голову слабый. Может, где и помутилось. Верка баба гладкая, ладная…
– Ладно, – сказал Краюхин, вставая. – Время покажет. Кто, ты сказал, тело Семёна обнаружил? Младшая Грибовкиных?
– Да – Зинка. К ней пойдёшь?
– И к ней, и к учителю. Они в деревне? – спросил Краюхин, поднимаясь с лавочки.
– Зинку я на сегодня от полевых работ освободил. Знал, что захочешь поговорить. На свиноферме её найдёшь. А на счёт учителя – куда он денется? Всё в школе своей возится. К учебному году готовится.
– Тело Голунова где?
– Так в леднике, где молоко с вечерней дойки хранится, – председатель махнул рукой в сторону молочной фермы. – И нож там. В тряпицу замотали, чтоб руками не хватали, да отпечатки не стёрли. И рядом с Сёмкой и положили. Учитель, Торопов, так посоветовал.
– Он прямо у вас младшим милиционером подрабатывает, – хохотнул участковый.
– Ладно, бывай, тогда, – сказал он, протягивая ладонь для рукопожатия. – Не буду тебя от дел отвлекать.
– Если понадоблюсь, – председатель тоже встал и пожал руку Краюхина. – Я у Мышиной горки буду.
Он помялся, потом попросил:
– Ты уж там особо не усердствуй. Понаедут из района, народ перебаламутят. А нам сейчас каждый час дорог. Одного на час отвлекли, другого на допрос вызвали, а глядишь – уборочная и сорвана. У меня сейчас каждый человек на счету.
Краюхин, молча, кивнул и двинулся в сторону свинофермы опрашивать Зину Грибовкину.
Разговор с девочкой, обнаружившей тело, ничего нового не дал. Шла, услышала, увидела, «испужалася»…
По всему выходило, что когда девочка, видела Голунова, тот был ещё живой. Как она сказала: «Хрипел, кашлял да горлом свистел…». На остальные вопросы участкового: как лежал Семён на боку или на животе, было ли что у него в руках, и не видела ли она там кого постороннего, девочка лишь пожимала плечами да твердила одно и то же:
«Не помню, дяденька милиционер. Дюже испужалася!»