Спустя несколько минут один из бойцов привёл с собой худенького светловолосого мальчика лет восьми. Тот скромно уселся на краешке стула, который ему был слишком велик, и уставился куда-то в пол. Никакого детского любопытства или игривости — ребёнок выглядел понуро и даже как-то болезненно.
Платон Бабенко.
Уровня у него, как у ребёнка, пока что не имелось.
— Любопытненько… — пробормотал я. — Это и есть ваш спец?
— Да, — кивнул Андрей Васильевч. — Сразу видно, что ты уже всякого успел насмотреться. Обычно люди удивляются или думают, что мы тут розыгрышами занимаемся.
— И что он умеет?
— Сейчас увидишь. Платон, посмотри на дядю.
Мальчик поднял на меня глаза, и я невольно оторопел. Зрачков у малыша не было — лишь светло-серая радужка, будто покрытая мыльной плёнкой. Он что, слепой? Но провожатый даже не держал его за руку, да и уселся «специалист» самостоятельно, чётко ориентируясь в пространстве. Завяжи мне глаза, я тут в кабинете половину мебели лбом и коленями пересчитаю.
— Дядя хороший, — уверенно произнёс мальчуган.
У меня отлегло от сердца, а то при взгляде этих странных глаз стало как-то не по себе. Мужчины же таким ответом явно не удовлетворились, и продолжили расспрашивать Платошу, обращаясь к нему, как ко взрослому.
— А у него внутри кто-то есть, посторонний?
— Был. Очень злой, вредный. Но его прогнали.
— Мне экзорцистка помогла, — пояснил я на всякий случай. — А то от этого голоса в голове совсем житья не было.
— Он не может вернуться в него обратно? — спросил Андрей Васильевич, наклонившись вперёд.
— Его уже нет. Дядя ищет дочку, переживает, что его дом разрушен. Он никого больше в себя не впустит.
— Да я как-то и до этого никого в себя не…
— Помолчи! — перебил меня Терещенко. — Что ещё ты видишь?
— Дяде очень плохо, он болеет.
— Больные столько не едят, — проворчал вредный Комиссар.
— Это букашки, они его заставляют.
— Чего?!
— Какие ещё б… — Донец запнулся, едва не вставив слово покрепче. — …Букашки?
— Очень-очень маленькие, они его лечат.
— Он что-то принял, перед тем, как его взяли, — припомнил Терещенко. — Что это было, Тимофей?
— «Юппи», блин! — огрызнулся я, не менее потрясённый сказанным. — Мне сказали, что это эликсир жизни.
М-да, когда пил, никаких посторонних организмов внутри бутылки вроде бы не барахталось. Даже когда она рассыпалась у меня в руках, обратная сторона черепков была чистой. В длинном перечне недугов тоже никаких паразитов не высвечивалось, первым делом это проверил. Хотя, если вспомнить, что с моим интерфейсом накануне творилась какая-то дичь, особой веры ему уже нет. Ведь это пойло из совершенно иного мира. Вдруг оно не поддаётся классификации?