— Рад?
— Да! У меня две охренительные девочки. И пусть они ещё не знают, что я их… отец, это не отменяет их охренительности. И я… благодарен тебе за них. За то, что они есть, за то, что они такие…
— Это не ради тебя было… — не смогла я сдержать смущения, маскируя его под стервозность.
— Знаю, — усмехнулся он, — уж куда мне так… до профессорских кровей, — вспомнил нашу детскую присказку. — Короче. Что я хочу тебе сказать. Давай, что ли, бояться вместе? Так хотя бы интересней.
— Я не…
— Ничего такого. Просто пойдём маленькими шагами. Ты сейчас встанешь с пола, и мы поедем сдавать кровь. Потом я отвезу тебя на работу, а вечером ты пригласишь меня на семейный ужин. Уж прости, придётся потерпеть. То, как ты сообщаешь новости, вообще не вариант. Поэтому я… хочу сначала примелькаться им, хотя бы чуть-чуть. А дальше… а дальше жизнь покажет.
***
За руль я его не пустила, опасаясь, что доедем мы ровно до ближайшего столба. Предлагала отвезти домой, но Лёшка упорно рвался со мной в лабораторию, объясняя это тем, что теперь вообще не спустит с меня глаз и будет буквально следовать по пятам, пока наш третий ребёнок не вступит в законный брак и не выпорхнет из родительского дома. Перспектива пугала своей долгосрочностью и необратимостью, но я постаралась её принять, памятуя о том, что мне, по ходу дела, вообще от Лёшки никуда не деться.
В медицинском учреждении пришлось немного посидеть в очереди. Я нервно теребила квитанцию об оплате, а Лёшка, всё это время сидевший рядом и рассматривавший белые стены, вдруг невесело заключил:
— И всё равно, я не понимаю, как так всё вышло...
Мы росли, времена менялись, жизнь постепенно переставала быть простой и понятной.
Конец девяностых мы встретили в состоянии полнейшего кризиса. Лёшкин отец потерял работу, из-за чего находился в перманентной обиде на весь мир, а если учитывать, что к тому времени детей в их семье стало пятеро (двойняшки Олька и Колька родились, когда мы с Лёхой пошли в пятый класс), то жизнь в семействе Орловых стала сильно напряжённой. И чем старше становился Лёха, тем острее были недопонимания с отцом. Тётя Света, из последних сих тянувшая большую семью, лишь беспомощно разводила руками в попытке урезонить старшего отпрыска, поэтому в средних классах по большей части он был предоставлен сам себе. Я помню периоды, когда Лёшка неделями прогуливал школу, слоняясь с сомнительными компаниями, собирал бутылки, воровал металлолом. В такие моменты достучаться до него становилось почти невозможно, но я всё равно пыталась и порой даже выходило.