Сара вновь и вновь ни с чем возвращалась в трактир. Она ненавидела эти тупые опухшие рожи. Она ненавидела вонь тряпок и пролитого пива. Она пугалась от вида своих рук, бледных, с шелушащейся кожей. Её единственное платье, то, из монастыря, давно превратилось в нищенские тряпки, и девушка на накопленное купила ещё одно, совсем простое, в котором выходила на улицу, закутавшись в свой старый тёплый платок. Она копила деньги, сама не зная, на что: может быть, чтобы купить билет в один конец на корабль, который увезёт её в неизвестность.
Прогулки по городу тоже не приносили девушке той радости, что она испытывала раньше, оказываясь среди кривых, пересекающихся под разными углами улочек. Куда ни пойди, везде маячил шпиль церкви; чайки орали и загаживали крыши, дорожки и памятники; пристань воняла рыбой; потные грузчики сотрясали воздух отборной бранью. Когда она видела матерей с детьми, на её глаза наворачивались слёзы, и она старалась отойти от них подальше. Сара никогда не чувствовала такого отторжения, такого неприятия окружающего мира, как сейчас. Она потихоньку приходила к мысли, что Лабиринт был самым чудесным местом из всех, где ей приходилось бывать, даже лучше родного дома, который уже почти стёрся из памяти девушки, оставив после себя лишь призрачные воспоминания о картинах на стенах, игрушках, пышной юбке гувернантки и запахе корицы и гвоздики.
О, этот запах! Когда он доносился из многочисленных кофеен или просто от чашки чая, который заваривал Хоггл, у Сары шли мурашки по коже. Запах осени и специй – это то, что пропитывало всю короткую, но такую насыщенную жизнь девушки. Все события, которые происходили с ней, пахли увядшими листьями и кардамоном, колючим солёным ветром и острым имбирём, сухой травой, нагретой лучами летнего солнца, и корицей.
А потом всё смыло холодным октябрьским дождём. Сара возвращалась в «Хмельную фею», рыдая и не думая о том, что подумают прохожие. Она переоделась в сухую одежду и легла на кровать. Хоггл приковылял и поставил ей на тумбочку чашку горячего шоколада, но девушка ничего не хотела.
– Послушай, – как всегда начал Хоггл, но продолжил не совсем так, как всегда, – сходи туда завтра в последний раз. Ты не можешь колотить в эти двери вечно. У тебя впереди целая жизнь, а ты загоняешь себя в гроб! Я, кстати говоря, не вечен. А этот рыжий здоровяк вроде ничего, положил на тебя глаз, а? Чем не кавалер!
Сара удивлённо уставилась на Хоггла: такого поворота она не ожидала. Спустя секунду её разобрал смех, вместе с которым уходило отчаяние, уже решившее было навсегда поселиться в сердце. Девушка взяла в руки чашку и отпила ароматного напитка.