– Садись, – Прекраса указала на скамью возле себя.
Скамья была покрыта шелковым полавочником, на ней лежало несколько подушек, тоже обтянутых шелком, одна даже с золотным шитьем. Женщина в белых одеждах казалась чуждой этой роскоши – как та дева-русалка из Асмундовой байки, что сидела за печью в родительском доме, не принимая пищи и не произнося ни слова.
Ельга села. Вот они, две Ельги, обе в белом, как две печальные лебеди. На первый взгляд схожие, но такие разные. Общая потеря должна была сблизить их, но ожидания их теперь устремлены совсем в разные стороны.
– Как ты жива? – Ельга взяла невестку за руку. – Как Святка? Если хочешь, я возьму его к себе на эти дни, может, тебе с ним недосуг…
Она еще раз бегло огляделась, но ни ребенка, ни его няньки в избе не увидела.
– Я для того тебя и звала… о нем потолковать, о Святке, – начала Прекраса. Потом, явно сделав усилие, подняла глаза на Ельгу. – Он… теперь сам князем остался, но он так мал… Ему нужен кормилец.
В мыслях Ельги мелькнуло лицо Свена. Уж не ему ли Прекраса хочет предложить, если обращается к ней?
О, если бы так! На этом они наконец все помирятся, поделив наследство старого Ельга по справедливости.
– Ты знаешь, что кормилец за малолетнего править будет еще девять-десять лет, а то и больше, пока дитя в полный разум войдет. Сейчас вот у нас война. Откладывать нельзя, кому-то надо Святку на руки дать. Да боюсь, не погубили бы… злые люди. Я выбрала… верного человека. Того, кто дал клятву не посягать…
Надежды увидеть на этом месте Свена рухнули, едва появившись: Прекраса говорит о «Шепелявом».
– Я хочу, чтобы ты и дальше была Святке как мать. Ты спасла его, когда он родился, – с усилием выговорила Прекраса. Раньше они никогда не упоминали ту ночь. – Стерегла его… злая сила. Теперь… голова взята, но как знать… Вдруг то, что отца унесло, и за сыном придет?
От звука ее тихого, ровного голоса Ельга содрогнулась. Прекраса точно знала, о какой злой силе говорит. И почти не боялась, свыкнувшись с этой мыслью, смирившись с чуждой властью. С трудом подавив желание отодвинуться от нее, Ельга взялась за мешочек с землей отцовой могилы под платьем.
Недруги Прекрасы не ошибались в своих подозрениях. Жена Ингера проклята. Ее проклятье уже настигло его самого… а теперь подбирается к малолетнему сыну?
– Я хочу, чтобы ты была при нем, – продолжала Прекраса, не поднимая глаз. – Чтобы хранила его, как суденица добрая, его Доля верная. Я хочу, чтобы ты вышла за Кольберна. У него будет Святка на руках, а ты снова станешь при них госпожой чаши. Ты ведь этого хочешь.