– А я, стало быть, сиди тут, как дочь Кощеева в Подземье! – Ельга недовольно сморщила губы.
Досадовать было глупо – она с детства привыкла, что почетное положение делает ее своей рабой. Но не ледяная же она, чтобы не досадовать?
Асмунд помолчал, вглядываясь в ее лицо, которое сейчас так плохо видел, но так хорошо знал. По годам Ельга – взрослая женщина, ей уже лет пять как полагается замужем быть. Но живет она как девочка-недоросточек, и понятное дело, что ее гложет тайная обида на эту почетную уединенность. И наверное, не только обида.
– Если хочешь… – нерешительно промолвил он, – я побуду с тобой.
– Не хочу, чтобы ты все веселье пропустил, – насмешливо отозвалась она. – Здесь того не будет. Заскучаешь. А там девки ждут-не дождутся.
– Ну, может, я и успел бы задрать один-два подола, но… побыть с тобой мне тоже приятно… хотя и совсем по-другому.
– Как – по-другому?
– Быть с тобой вдвоем – уже счастье, – слова эти слетели с губ так легко, что Асмунд сам удивился. – Когда я тебя впервые увидел, тебе было пять лет, и уже тогда ты была как маленькая богиня. Только такую и мог породить наш могучий старый вождь.
– Ты мне казался совсем взрослым мужчиной. А тебе тогда сколько было?
– Пятнадцать. Я на десять лет тебя старше.
Хорошая разница, мельком подумала Ельга. В знатных родах Северных Стран так и устраивают браки: девушку, которая к пятнадцати годам становится годной в жены, выдают за мужчину, который успел показать себя и прославиться. Но при чем тут она и Асмунд?
С беспокойством Ельга чувствовала, что утрачивает власть над собой. Зачем она задает ему эти вопросы? Зачем медлит на этом месте, позволяя ему стоять почти вплотную, нависая над ней, так что она ощущает тепло и запах его тела почти так же, как если бы прижималась к нему вся целиком? Ощущает его дыхание, немного пахнущее хмельным медом, на своем лице? Почти слышит стук его сердца под расстегнутой, немного влажной сорочкой – вот здесь, почти у самой ее щеки?
Ей не раз случалось с Асмундом заигрывать – его веселые повадки к этому располагали, – но она не придавала этому значения. Сейчас они разговаривали так, как люди разговаривают только наедине. Не вышло бы из этого чего-то… лишнего. Свен услал ее прочь с игрищ, но лихорадку купальского святодня не так-то легко оставить позади. Но все же… она и Асмунд, который в детстве сажал ее на лошадь?
– А когда тебе исполнилось двенадцать и ты надела одежду взрослой женщины, ты сразу научилась смотреть на мужчин сверху вниз, даже когда они были выше тебя ростом, – продолжал он. – И я часто думал все эти годы… как счастлив будет тот, кому ты достанешься как жена.