Его было неожиданно жалко.
Алина привыкла воспринимать магию Истока как физическое явление. Как электричество, которое питает механизмы, но убьёт тебя, если схватиться за оголённый провод.
Сначала она использовала эту силу неумело и бездумно, потом боялась и ненавидела…
Но никогда не думала о том, что электрическая розетка вдруг начнёт разговаривать, давать советы и даже помогать. Никогда не думала, что магия окажется такой живой.
Алые слёзы потихоньку подсыхали, темнели. С ними явно надо было сделать хоть что-то, пока не стало совсем уж поздно. Втереть в кожу, нарисовать на лбу эльфийские руны, смешать со своей кровью…
Последний вариант казался самым простым и даже почти логичным, но они же тут не братаются, а зелье от магической отдачи изобретают. А зелья положено принимать внутрь.
Алина постаралась не думать, как это выглядит со стороны (да как бы ни выглядело? Никто же не смотрит!), крепче вцепилась в принцессу и осторожно слизнула капли с её щеки. Сначала с правой, затем с левой.
Кровь была на вкус как кровь.
Ничего необычного, как будто язык прикусила. Не мерзко, не противно, и никакого ощущения посторонней магии.
— Ладно, я должна была хотя бы попытаться, — пробормотала Алина, оседая обратно на пол пещеры.
Будильник лежал неподалёку, рукой подать.
Тикал.
Или тикало то, что внутри него.
— Я должна попытаться, — повторила Алина.
И призвала силу Устья.
Глава 18, в которой Нина почти не боится
А за ней бежали все её тридцать три кошки.
Темнота окружала со всех сторон. Ракун прижался затылком к стене, закрыл глаза.
Обычно он предпочитал держать их открытыми, хотя разницы не было никакой, арфактумы передавали картинку напрямую в голову, а мозг уже достраивал остальное.
То есть сейчас не достраивал.
Неоткуда было достраивать.
Магия отключилась несколько минут назад. За это время Ракун успел пересесть на пол (потому что стул внезапно показался слишком высоким и неустойчивым), встать с пола (ну глупость же — в пыли сидеть), переложить рацию из одного кармана в другой (только бы не уронить, не разбить, не потерять), выхлебать полбутылки воды (в горле совершенно пересохло), разлить остатки (главное — чтоб не на рацию), обозвать себя беспомощным идиотом и снова сесть. На стул.
Нет, лучше всё-таки на пол.
Темнота казалась плотной, почти осязаемой. Она клубилась вокруг, прижималась теснее, запускала холодные когти под рубашку, как грубоватая, но умелая любовница.
Магос выдержал ещё немного, спел сам себе песенку. Хотел что-нибудь весёлое, но вспомнилась только детская колыбельная, тягучая и заунывная. К последнему куплету Ракун понял, что открывает рот, но ничего не произносит. Горло сдавило спазмом. Снова захотелось пить.