— Не уверен, — откликнулся Долан. Но честно попытался. Тряска немедленно усилилась, участок с брусчаткой казался бесконечным.
Тишина в машине — траурной.
А серёжка в ухе — тяжёлой и лишней.
Ракун щёлкнул застёжкой.
— Не вздумай! — Силь вцепился в его руку, почти повис на ней.
— Отпусти, пожалуйста, — попросил магос.
— Мы в Истоке. Если ты это сделаешь — умрёшь.
Да, наверное. Потому что откуда бы Нина не взяла ту штуку, которая позволила хотя бы ненадолго воспользоваться магией Устья, второй пробирки в кармане точно нет. Ни в одном из карманов. Ракун проверил.
— Я смогу её вытянуть.
— Сгоришь, дебил!
Вместо ответа магос мягко высвободил руку из пальцев Силя, коснулся лба подруги, провёл по щеке. Холодная, совсем холодная. И бледная такая, почти серая.
Серый пепел, рассыпающийся в обожжённых пальцах.
Всё, что осталось от мамы…
Ракун моргнул, отгоняя непрошенное видение.
Сказал:
— Ещё никто из Эллертов не умер от старости.
И спокойно, даже медленно поднял руку и вытащил серёжку.
В этот раз ему не препятствовали.
Только смотрели напряжённо, боясь моргнуть или на мгновение отвести взгляд. Даже Долан, наверное, пялился краем глаза в зеркало заднего вида. Лучше б за дорогой следил!
Ракун усмехнулся, зажмурился (почему-то так показалось проще) и мысленно воззвал к тому, что с детства тяжело ворочалось в груди, ожидая своего часа.
И впервые не получил ответа.
Там, где до этого дремала магия Устья, теперь не ощущалось ничего. Звенящая тишина вместо концентрированного хаоса.
Пустота.
Ничто.
— Ха… — сказал Ракун. — Ха-ха. Забавно.
— Не получилось? — У Алекса глаза были — как два лисапедных колеса. И лицо совсем белое.
Силь просто молчал.
Лучше бы говорил.
Лучше бы обозвал идиотом.
Можно было бы огрызнуться в ответ и хоть ненадолго отодвинуть объяснение. Признание, что он и правда идиот.
Хотя, чего тянуть-то…
— Я нарушил клятву, ради того, чтоб спасти её. Но я не могу спасти её именно потому, что нарушил клятву.
— Не понял, — буркнул Долан.
— Куда уж тебе… — Магос пнул спинку водительского кресла, откинул голову назад. — Я пуст, ребята. Никакой силы. Я пообещал больше не применять её — и соврал. И она просто ушла. Обиделась, что ли…
Истерика вырвалась из горла непрошенным смешком. В глазах щипало. Дышать было тяжело и больно. И всё это — совсем не из-за потери магии.
Ракун с трудом сглотнул густой шершавый воздух. Он не раз представлял себе, что делал бы, лишившись силы Устья. Психовал и злился, как Алина? Радовался, что стал свободнее? Горевал, что потерял часть способностей?
Всё ерунда.
Ничего он не чувствовал. Совершенно ничего, кроме болезненной досады от того, что это случилось именно сейчас.