Весело и легко несли мы трудную, тяжелую нашу службу под его начальством, и всякий из нас готов был броситься на верную смерть из-за одного его «спасибо». Снисходительный, готовый всегда помочь ближнему, кто бы то ни был, и не одним словом, а самым делом, в то же время он был грозный, неумолимый каратель подлости и трусости.
Кажется, само Провидение пеклось о храбрых линейцах, послав им на передовые линии такие личности, каковы были Волков на Лабинской и генерал-майор Слепцов на Сунженской. Они оба оставили по себе вечную память признательности в каждом добром казаке правого и левого флангов кавказской линии…
Быстро тронулся отряд с высот, и, закрытый местностью, почти незамеченный горцами, обложившими с трех сторон Надеждинское, отрезал их от леса и от их аулов. Дивизион орудий, замаскированный орудийной прислугой и прикрываемый с обоих флангов двумя сотнями, на полных рысях приблизился к главной массе неприятеля – и губительная картечь засвистала… Одновременно открыли огонь остальные два орудия и шестнадцать станков ракетной команды, разделенные на две части, каждая под прикрытием двух сотен, против флангов неприятеля, охватившего укрепление (Надеждинское укрепление сооружено при устьях горных речек, быстрых и светлых как слеза, Кифар и Бежгон, впадающих в большой Зеленчуг, бешено катящий свои мутные волны от иловатых берегов, поросших густым лесом.).
Дрогнули горцы, не ожидавшие такого «подзатыльника», стремительно бросились к стенам Надеждинского, но перекрестный огонь с его батарей и смело выступившие из укрепления на вылазку две роты, с развернутым знаменем (гарнизон зеленчугской линии состоял из кавказского линейного № 7 батальона), после дружного залпа бросились в штыки… Горцы, попав между двух огней, отчаянно кинулись на оставленный форштат, заняли его и, казалось, твердо решились дорого продать свою жизнь; но, теснимые и выбиваемые из хат пехотой и спешенными казаками, ударились на уход, через огороды к лесу. Но лес ожил…
Скрывавшиеся там, в резерве четыре сотни, при четырех ракетных станках, отбросили их на пехоту и казаков. Отчаяние придало силу и отвагу горцам, поворотив вправо по болотистому грунту, они ринулись всею массой напролом к лесу. Хотя этот маневр им отчасти и удался, однако немного спаслось их, невзирая на то, что, как испуганная стая воронов, рассыпались они в вековом лесу. Гонимые до вечера по следам, и в своем крепком оплоте – дремучем лесу – горцы не нашли спасения: из числа собравшихся тысяч, едва сотни вернулись к своим очагам. Поражение было общее, и этот урок навсегда отнял у горцев охоту нападать на зеленчугскую линию.