— А ты хочешь об этом поговорить? — строго спрашивает, стреляя в меня своим гневным взглядом.
— Да, — отвечаю я, сглатывая комок, возникший в горле.
Он молчит.
Я молчу.
Глаза в глаза.
Он злится.
Я вижу, как вздувается вена на его виске.
— Значит, я снова Дамирович? — наконец, спрашивает он, сжимая зубы.
— Ты обиделся на то, что я назвала тебя по имени и отчеству? — тихо произношу я.
— Я обиделся? — он давит на меня своим стеклянным взглядом. — Нет, родная, я не обиделся. Я в бешенстве. Ты еще пару дней назад стонала подо мной, целовала, слова красивые говорила, а теперь обращаешься ко мне, словно я ничего для тебя не значу. Ты, действительно, решила, что я так просто откажусь от тебя?
— Я не думала об этом, — смущенно отвечаю я, опуская глаза.
Ну а что я могу ответить? Ты мне снишься. Я сотню раз пыталась тебе позвонить, но отбрасывала телефон, как только касалась экрана. Я скучаю. Очень, до слез в подушку по ночам. Я дура, потому, что не должна была прогонять тебя. Прими меня обратно. Язык не поворачивается произнести это, а может надо.
— Не думала она, — возмущенно бросает он.
Пара секунд и его губы накрывают мои, его язык врывается в мой рот и жадно и жестко имеет его. Я с трудом успеваю делать вдохи между его натисками, Руслан левой рукой поддерживает мой затылок, а правой гладит меня по щеке.
— Я соскучился, — опускается поцелуями по шее, а ладонями жадно сминает мои груди.
— Я тоже, — хаотично блуждаю ладонями по его груди и животу.
— Дура, — снова овладевает моими губами.
Мне безумно хорошо, мне невероятно хорошо. Мы лежим с Русланом на моей маленькой кроватке в палате, обнимаемся и периодически нежно и трепетно целуемся. Страсть мы стараемся не разжигать между нами, так как моя нога в гипсе не очень этому способствует. Мы просто наслаждаемся присутствием друг друга. Моя голова лежит на его груди, а он медленно и усыпляющее гладит меня по голове. Я обнимаю его за талию.
— Руслан, — тихо зову его, так как не вижу его глаз, а по размеренному дыханию мне кажется, что он уснул.
— Что, моя девочка? — шепотом отвечает он.
— Ты точно решил продать здание?
Мне очень жаль, что Руслан решил отказаться от своего детища. Я понимаю его, надо идти вперед. Я не знаю, чем вызвано его решение: усталостью, взрослением, переоценкой ценностей. В моей голове еще не складывается эта картинка в единое целое. Раньше его глаза загорались, как только он заходил в клуб: неоновые лампы над баром, громкие басы, окутывающие своей бешеной энергетикой, красивые девушки на пилонах исполняющие чувственные танцы. Всё это заставляло его улыбаться и двигаться дальше. А сейчас он говорит об этом, как о чем-то чуждом ему, как об опухоли в теле, от которой ему срочно нужно избавиться. Руслан, конечно, может нанять грамотного исполнительного директора, а сам лишь изредка проверять документацию в дневное время. Но проблема в том, что Рус любит всем заниматься сам. И на этот шаг он никогда не пойдет. Всё должно быть под его личным контролем.