— Потому что она хрупкая и болезненная.
— Да, и потому что любит ее.
Так мы развлекались до самого ужина, и даже в вагоне-ресторане, ожидая заказа, все ещё придумывали подробности биографий супругов Керн. Что же касается еды, то здесь газеты нисколько не преувеличили: она действительно оказалась выше всяких похвал. Несмотря на волнение, аппетита я не утратила и съела все заказанное, как, впрочем, и мой спутник. А ещё через полтора часа поезд сделал недолгую остановку по требованию пассажиров: обычным расписанием стоянка в Шарн-Каймо не предусматривалась. Мы спустились на платформу, а «Южный экспресс» издал протяжный гудок и медленно тронулся. Он быстро набрал скорость, и огни его скрылись в темноте, а к нам подошел худощавый мужчина средних лет в униформе.
— Льесс Керн? Льесса Керн? Прошу вас, следуйте за мной.
* * *
Экипаж трясся на ухабистой дороге, увозя нас от вокзала. По мере приближения к центру тряска уменьшилась, дорога стала шире и ровнее, но дома не светились огнями, не сияли витрины, не играла веселая музыка, не нарушали ночную тишину громкие голоса и взрывы смеха. Несмотря на то, что до полуночи оставалось ещё два часа, Шарн-Каймо уже погрузился в сон. Ветерок доносил свежий соленый запах и отголоски шума прибоя — и лишь эти признаки свидетельствовали о том, что мы действительно находимся на побережье. Никакого сравнения с шумным, сверкающим, вечно бодрствующим Ланраном, что так нравился Питеру.
Возница остановил экипаж у скромного двухэтажного здания, выкрашенного в бледно-голубой цвет. Служащий распахнул дверцу.
— Вот, льесс и льесса, это и есть «Гнездо цапли». Прошу.
Мне оставалось только подивиться фантазии владельца отеля. Хотя, пожалуй, в данном случае «Гнездо цапли» — это еще не наихудший вариант. Хозяин мог бы назвать заведение, к примеру, «Континенталь» или «Метрополь-Плаза». Доводилось мне видать в прошлой жизни гостиницы ранга «ползвезды» с пафосными названиями.
Портье не сидел за конторкой, а появился откуда-то из-за кадки с пальмой в углу, зевая во весь рот. Он даже не посмотрел, что там Джервис написал в журнале, а снял ключ и подал ему.
— До-о-оброй но-о-очи, льесс. Завтрак в восемь.
— Доброй ночи.
Встретивший нас на вокзале служащий донес багаж до двери с цифрой «три» на втором этаже, поставил свою ношу, получил чаевые и удалился. И мы с Джервисом остались вдвоем. Ночью. В небольшом номере из двух крохотных комнатушек, лишь одна из которых была спальней. С единственной кроватью. Наедине.
— Я могу лечь на диване в гостиной, — предложил Джервис, разбивая повисшее между нами неловкое молчание.