Так тянулись они через солнечное приморье, смуглые, черноглазые военные короля Испании. Сначала они следовали по широким, удобным дорогам, которые постепенно становились уже, а лес по обеим сторонам выше и гуще. Но об этом местный житель предупредил в самом начале пути.
Время проходило. Наступил уже вечер, а дороги стали почти совсем непроходимыми, так что тяжелые обозы лишь едва продвигались вперед. Хорошее настроение постепенно покидало всадников: они были голодны и чувствовали необходимость спешиться, чтобы немного отдохнуть и вытянуть онемевшие от продолжительной скачки ноги в тени деревьев. Возничие ругались и проклинали тяжеловесных крестьянских лошадей и дороги, но проводник настоятельно убеждал, что нужно проехать еще четверть часа по этой дороге, а затем они уже выедут на широкую, на которой почти сразу же находятся ворота Бомменеде.
В темных глазах командира вспыхивало подозрение и, сдерживая гнев, когда проводник разъяснял ему это, он угрожающе смотрел в эти серо-голубые глаза помора, одетого в короткую расстегнутую куртку и замшевые брюки с серебряными, размером с талер, пуговицами.
- Если ты заведешь нас не туда, - предупредил он голландца, - тогда я заставлю моих людей разрубить тебя на куски!
Но в светлых глазах проводника не показалось ни малейшего следа страха. Он хладнокровно пожал плечами.
- Я думаю, - возразил он, - когда вы увидите перед собой ворота Бомменеде, то я получу дополнительный гульден, или...?
Командир отстал от первой повозки и пришпорил свою лошадь рядом с высокорослым офицером.
- Проводник надеется на дополнительный гульден в уплату за то, что скоро мы будем в Бомменеде. Так вот, он просто поразится награде, которой мы его одарим... - и капитан презрительно скривил угол рта.
Другой офицер недовольно покачал головой.
- Если он нас обманет, будет справедливо, если вы его вздернете или пустите в него пулю. Но если он приведет нас к цели, то ему причитается условленная плата. Извините, что я высказываю собственное мнение, капитан Панадеро.
Капитан насмешливо возразил:
- Я сожалею, что мы снова расходимся во мнениях, дон Мигель Перанса. Но у вас, надеюсь, не будет никаких возражений, если я буду и здесь действовать по собственному усмотрению.
Молодой офицер развернулся. Он знал, что бессмысленно дальше вести разговор такого рода с начальником. Они редко понимали друг друга, хотя и были рождены под одним и тем же солнечным небом Андалузии, и оба в качестве офицеров состояли на службе у короля Испании. И ни один из них двоих не забыл того, что случилось два года тому назад в Бор-герсвийке, когда они стояли друг против друга со шпагами наготове. На правой щеке капитана Панадеро четко выделялся длинный красный шрам, который остался от стрелы Марка. Немного позднее оба таких неодинаковых офицера столкнулись при осаде Алк-маара с проявлением необычайного мужества, с которым голландцы на стенах отражали яростные штурмовые атаки испанцев. Там дон Мигель был ранен и на несколько месяцев расстался с капитаном Панадеро. Но совсем недавно опять был прикомандирован к нему.