Нередко встречались такие люди, как горшечники, лудильщики и корзинщики, проходящие по Зюдер-ланду, и рядом с ними женщины и дети, вынужденные грабить и попрошайничать. Они вели кочевую, цыганскую жизнь: они были дома везде и нигде, варили и ели в основном под открытым небом и искали себе кров где-нибудь в сарае или в хлеву. Одежда состояла в основном лишь из лохмотьев, и осел нес их немногочисленные пожитки в двух коробах, которые одновременно содержали произведенные для торговли товары.
Само собой разумеется, что эти бродяги не были желанными гостями для живущих вокруг земледельцев, хотя крестьяне охотно предоставляли им для ночлега хлева или сараи и были рады, когда седьмая заповедь находила не слишком широкое толкование.
Маленькая процессия медленным шагом шла своей дорогой. Проклятия предводителя, равно как и удары палкой молодого человека производили слабое впечатление на четвероногого. Непрерывно слышались жалобные крики ребенка, который, несмотря на уговоры матери и укачивание, не успокаивался. Наконец они дошли до более низко расположенной части гор и подошли к месту, где среди кустарника лежала каменная глыба Хольштейн, возвышающаяся почти на три фута.
Для предводителя маленькой процессии вид этой глыбы был не новостью. Мэкес Йозеф, как его знали во всей округе, хорошо ориентировался здесь. Довольно часто проходил он мимо этого места, когда шел торговать старьем, а злые языки утверждали, что он прошел эту местность вдоль и поперек не однажды, чтобы вопреки исключительному праву на охоту в этих местах барона фон Плеттенберга выследить косуль.
По его знаку сделали остановку недалеко от Холь-штейна, чтобы переночевать здесь между мощной каменной глыбой и надежным, густым кустарником. Мэкес Йозеф, собственно говоря, предпочел бы для ночлега расположенный внизу в долине под густыми деревьями постоялый двор „Хукельсхайль", но там жил лесничий барона Хуберт, с которым он был в состоянии войны из-за своего якобы браконьерства.
Осла освободили от поклажи и накормили сеном из полупустого мешка. Женщина уже опустилась на одну из каменных глыб, сняла ребенка из-за спины и приложила его к груди. Она не замечала ничего, что происходило вокруг нее. Она не смотрела в сторону мужа и совершенно не замечала Мэкеса Йозефа. Последний разгреб листву, собрал в кучу хворост и сухостой и разжег костер, чтобы сварить суп и испечь картофель. Женщина даже не шевелилась. Она тихо сидела на своем камне и пристально смотрела на ребенка, лежавшего на ее груди. Она задерживала свое дыхание при каждом движении младенца, при малейшем звуке. Затем она настороженно прислушалась к тяжелому хриплому дыханию своего ребенка; она догадывалась, что его жизнь была близка к угасанию. А ее измученное тело не могло задержать этого.