Но к тому времени, когда хозяин трактира продавал свое пиво на разлив, уже не на что было посмотреть. Почти развалившиеся остатки прежней крепостной стены города и последний флюгель на воротах главного входа в город служили уже продолжительное время мостом через мельничные рвы, и все же городок оставался словно отрезанным от всего остального мира, так как тогда не было хороших проезжих дорог в соседние города.
В течение нескольких столетий картина практически не менялась. Бургомистр и его советники не имели никаких побуждений менять то, что установлено давным-давно, к тому же любое изменение стоило бы денег, а их и без того всегда недоставало в городской казне. И все было оставлено так, как и когда-то было установлено, и совершенно определенно каждому горожанину делало честь то, что он верно придерживался обычаев и традиций предков.
Базарная площадь была маленькой, а ее мостовая - очень ухабистой. В стыках между камнями рос зеленый мох. Подобно старому седому сторожу из давно прошедших времен над крышами окружающих домов возвышалась башня ратуши. Почтенные здания уже сильно обветшали и требовали основательного ремонта. Но нет, они не очень-то стремились к новшествам, эти почтенные отцы города в своих треугольных шляпах, в куртках из грубой ткани с пуговицами размером с талер, в штанах, доходящих только до бедра, в чулках, туго обтягивающих голень, и в башмаках... К тому же, как было уже упомянуто, очень плохо обстояло дело с общественной казной.
Одна из сгоревших башен бывших городских укреплений так же из года в год продолжала разрушаться дальше назло Пумперу, городскому полицейскому, у которого в этой стене было жилище, и он часто выходил из двери и смотрел на башню ратуши так, будто в кармане у него был ордер на арест гнездящихся наверху галок. Но отцы города придерживались снисходительных взглядов. Они любили покой, покой среди буржуа своего городка, покой в округе.
Только одно здание на базарной площади выделялось своим ухоженным видом. У него была очень своеобразная форма крыши, перекрытия были богато украшены, а фронтон был покрашен в шафрановожелтый цвет. К тому же вывеска на нем привлекала внимание всех проходящих мимо: трактир „К солнцу". Ханс Штеффен, владелец, считался одним из состоятельных людей города и был известен тем, что каждому помогал деньгами - если была возможность, при этом он получал кругленькую сумму.
Он взял этот дом во владение около десяти лет назад. Откуда он был родом, никто не мог сказать. Он пришел со своей женой Доротеей, и у супружеской пары был только один ребенок, сын. Вскоре он стал одним из самых уважаемых людей города и занимал несколько почетных должностей, но у него не было друзей. По-видимому, только с бургомистром его связывали доверительные отношения. То, чего хозяин трактира хотел добиться в совете, он добивался, его уважали, и никто не отваживался ему противоречить. Его совершенно не беспокоило то, что в городке о нем шушукались на все лады: якобы он уже был однажды женат, и его сын от первого брака ушел несколько лет назад в солдаты или был вынужден это сделать в основном из-за отца. Но как с этим действительно обстояло дело, точно не знал, к сожалению, никто. Только городской сторож Пумпер многозначительно сверкал глазами, когда об этом заходила речь, так как только он знал объяснение этим обстоятельствам. Во всяком случае, Пумпер часто сиживал в трактире „К солнцу, и, возможно, благодаря этому он приобрел бросающуюся в глаза красноту своего носа. Некоторые злые языки утверждали даже, что Пумпер,* исходя из своего имени, приобрел право пить у Штеффена в кредит более то-