И вот снова Франс идет по той же самой дороге, и не к кому-нибудь, а к Кеесу Зуренбургу. Тот давно уже не был тем благополучным, богатым крестьянином, каким считался прежде. Последние годы принесли ему тяжелые потери, и все у него пошло наперекосяк.
- Он сам виноват в этом, - говорили соседи, и прежде всего те, которые раньше смотрели ему в рот.
Тихий и будто бы заброшенный, лежал перед ним Оттернхоф. Кроме стайки щебечущих воробьев перед дверью амбара и пары ворон на голых ветках высокого дерева не было видно ни одного живого существа. Тяжелые ворота были открыты, Франс Ведер вошел и очутился на середине двора - сердце наполнилось воспоминаниями о том мрачном времени, когда о бездомной Летучей Мыши еще говорили: „Один против всех, и все против одного."
Как хорошо знакомо ему тут каждое место! Вот здесь было жилище Ариэ Бальзема, старшего работника, которого давно уже покрыл зеленый дерн... Там стоял большой сарай с конюшней, в которой была его убогая постель! С другой стороны должны быть большие деревянные ставни, сквозь щели которых он часто смотрел вечерами на деревню и на кладбище, где была похоронена его мать... А вон там была молочная, где когда-то взорвалась трубка у Барта и где работали Янс и Аалтье, две служанки; Янс, которая его терпеть не могла и которую он напугал лягушкой, - за эту шутку его должны были насильно отправить в сиротский приют... Там, дальше, под большим орешником, все еще стояла скамейка, на которой погожими летними вечерами часто сиживал Кеес Зуренбург с Иоанной, своим единственным ребенком. Ах, Франс уже знал, что крестьянину Кеесу больше не суждено было увидеть свою Ханнеке; несколько лет назад, когда ей исполнилось восемнадцать лет, она обрела свое постоянное местечко позади старой деревенской церкви. Ханнеке повидала мало хорошего за свою короткую жизнь; она всегда была слабой и болезненной, а вместе с ней крестьянин потерял единственного человека, по-настоящему дорогого его сердцу.
Быстрыми шагами Франс подошел к дому и постучал по двери старинной деревянной колотушкой. Крестьянин открыл сам и сразу же узнал управляющего господина барона, поскольку Зуренбург уже не раз имел с ним дела, когда приходилось оплачивать аренду. Зуренбург вежливо приветствовал его и подозрительно посмотрел на управляющего. Что же тот от него хотел? Он провел гостя в комнату. Войдя в нее, Франс ясно вспомнил тот день - как будто это было вчера! - когда он пробрался сюда, полный страха за свою смертельно больную мать! Тогда его хотели прогнать, но врач все же пошел с ним.