Потому что, хотя мне и неприятно это признавать, Винни права. Следующий год мой последний год в школе, а я еще даже не пожила. Я ничем не занималась, только ходила на уроки, вовремя сдавала домашнюю работу и шла домой. Я не знаю, что такое манифесты. Я не знаю, насколько сумасшедшими могут быть футбольные матчи или возвращение домой среди ночи. Я никогда не испытывала ничего подобного, потому что я другая. Я девушка в углу, на которую никто не посмотрит дважды. Я неудачница, живущая дома с королевой бала. И впервые за всю мою школьную жизнь я не хочу быть никем. Я хочу быть кем-то. Я хочу быть популярной и чтобы люди знали мое имя.
Без понятия, чего Винни ждет от меня сегодня. Черт, даже я не знаю, чего ожидать. Я не собираюсь пить ничего из этих бочонков, ужасно замаскированных под мусорные баки. Я очень уверена, что не собираюсь ни с кем разговаривать, во всяком случае, никто не станет заводить со мной разговор. Все это пустая трата времени.
— Это ошибка.
Ледяной холодок трепета пробегает по моему позвоночнику.
Она сжимает мою руку.
— Нет, не ошибка.
Я осторожно вздыхаю.
— Мэдисон убьет меня.
— Ах, к черту ее. И перестань делать это со своими зубами.
Я закатываю глаза, но делаю, как она говорит. Когда я нервничаю или волнуюсь, у меня есть привычка водить языком по брекетам. Что-то отвлекающее в том, как металл цепляется за мой язык. Это помогает почувствовать себя лучше, но я знаю, что снаружи, для всех остальных, я, вероятно, выгляжу как чокнутая неудачница с полным ртом металла.
Винни идет впереди, лавируя между группками людей, пьющих и смеющихся до нелепости громко. Наконец мы подходим к столу, на котором стоят стаканчики, а под ними спрятан бочонок.
— Я знаю, что ты скажешь «нет», но все равно спрошу. Хочешь стаканчик?
Вместо того, чтобы сказать «нет», как я знаю, что должна, я бросаю взгляд на вечеринку, и на пару сердитых, ледяных глаз, сверлящих меня. Мэдисон замолкает на полуслове и теперь сжигает меня взглядом.
Господи, почему я просто не осталась дома?
Я отворачиваюсь от убийственного взгляда сестры на спасение, предлагаемое мне в виде красного стаканчика, и в кои-то веки делаю что-то нехарактерное. Я беру. Дрожащей рукой я принимаю предложенный Винни стаканчик и подношу пластиковый ободок к своим полным губам. Еще одна вещь, из-за которой Мэдисон дразнила меня, — мои губы. Она всегда говорила, что я выгляжу так, будто у меня рыбьи губы, что никогда не имело для меня никакого смысла. Но, честно говоря, в этом не было необходимости. Ее мерзкие слова все еще попадали в цель.