Свекровь вдруг вырвала, отбросила далеко на снег пилу, закрыла лицо ладонями и заголосила:
– Да как же я одна жить буду?..
Молодуха обняла ее и потихоньку утешала, но та только мотала головой, не отнимая рук от лица:
– Ты молодая… тебе еще жить… тебе детей рожать надо. Что ж я, стерва последняя… на руках твоих висеть… жизни тебе не давать… А жить-то мне ка-а-ак…
«А нет, ничего, надо идти. Перебьют как-нибудь».
Оттолкнулся палками и заскользил быстрее.
За хутором отошел с дороги и защемил за сук, почти вертикально отходящий от ствола березы, нижнюю половину еловой шишки – «я в опасности». Хотя это, скорее всего, проформа. Если все сложится благополучно, то в Ленинграде он будет раньше, чем контрольный знак успеют снять и передать информацию в штаб. Ну, а если с ним что-нибудь случится, то в штабе, по крайней мере, будут знать, что был он в опасности и докуда дошел.
Так, обкидаем[33]. Встреча с Эркки и ночлег. Встреча… Поначалу отказался, Эркки сам усадил. Тут все нормуль. Плохо другое, что Эркки заметил, как он покраснел. Но еще хуже, что покраснел. «Совсем разболтался, – огорченно, в осуждение себя, вздохнул Микко. – Вазомоторы не держатся, и состояние психики нервное. Так и засветиться недолго. Надо держать себя в руках».
После такой передряги? Как удержать? А куда разведчику от передряг спрятаться? Не та у него жизнь, и не такой уж он слабак.
Расхныкался как-то – и то тяжело, и это не по силам, и голодно, и холодно, видимо, слаб он для такого дела. А Валерий Борисович послушал, послушал и говорит:
– Решать, идти в разведку или не идти – твое право. Ты можешь отказаться от любого задания, либо вовсе прекратить нам помогать, безо всяких обид и претензий с нашей стороны. И здесь я не хочу и не могу, не имею права на тебя давить. А насчет слабости… Это минутное настроение. Ты мужик небольшой, но крепкий, ты многое в жизни выдержишь. Вот так вот.
Крепкий-то крепкий. Может быть, и крепкий, но еще раз под пытки попадать… Ой-е-ей!
Дальше. Проспал у чужих людей. Не очень здоровски, конечно, но ничего страшного.
Свернул с дороги и, миновав перелесок, подошел к заброшенному сараю. Оторвал доски, которыми было забито окно, забрался внутрь. Выждал, пока глаза привыкнут к полумраку, обошел, осмотрел, фиксируя «контрольки» – все на месте. Значит, после него никто здесь не был.
Теми же досками, подняв с пола камень, заколотил окно изнутри – так безопаснее. Сарай, это его прибежище, можно сказать, база подскока перед переходом линии фронта по этой «тропе». И еще убежище. В прошлую зиму здесь, вооруженный одной гранатой РГД-33, Микко прятался от волков. Видимо, шальные какие-то волки забежали. Что им делать вблизи линии фронта, где постоянно стреляют, непонятно. Одна граната, даже с надетой осколочной рубашкой, против всей стаи не оружие. Но, думал, не так уж много их, штук шесть или семь, и даже если налетят жрать его, то так просто он из жизни не уйдет, из них тоже не одного с собой прихватит.