И Микко тихонько улыбнулся, вспомнив, как он после прижигания исполнял вокруг сарая «танец бегущего дикаря» – то бежал на двух ногах, то подпрыгивал на одной, здоровой, подвывая при этом и кляня крысу. И не один круг, пока не притихла боль от ожога.
Съел тушенку. А рыбу только поковырял – есть хотелось, но отученный от обильной еды желудок перекармливать опасно. И неизвестно, когда к своим попадет и когда удастся найти еду. Надо поберечь. Выпил через край заливку, пригнул крышку и положил банку в торбу.
Пора. Загасил костер, засыпал его снегом. Глотнул из фляжки «на посошок», прикинул, куда бы спрятать…
Йорма вдруг предстал перед глазами. На полу. Мертвый. В крови. Рейно, Петри, другие подчиненные Йормы. Тоже мертвые, тоже в крови.
«Ну почему… почему и хорошие люди врагами бывают?!» Но не было ответа на этот вопрос. Не находился.
Глотнул еще раз и взял фляжку с собой. Засомневался, а вдруг опять волки, хорошо бы пистолет взять. Но вспомнил гауптмана и солдата, ударившего его прикладом. Эти опаснее волков. Идти ему не только лесом, и если схватят с пистолетом, то не посмотрят, что финн и финского полковника племянник. Сразу гестапо и расстрел. Восстановил «контрольки», перекинул торбу через плечо. Выбравшись, заколотил окно и направился дальше, к линии фронта.
Поздно вечером, уже высветился на небе тоненький и мутноватый, изогнутый вправо серпик только что народившейся луны, Микко остановился у стога. Выдрал нору чуть не до середины, надо поглубже укрыться, погода портится, по насту змейками бежит поземка. Втащил за собой часть сена, закрыл вход. Подбил сено под собой, ободрал над лицом, чтоб травинки не кололись, устроился поудобнее. Достал из торбы фляжку, отвернул пробку, ладонью согрел горлышко и сделал глоток. Втянул воздух носом – как хорошо пахнет сеном.
…Зимние каникулы. Бабушке Ксении возят сено. Звенящее, ароматное. Миша взбирается на балку, на которую опираются стропила сеновала, и прыгает оттуда, утопая в сене по шапку. И со смехом выкарабкивается из провала, весело ему. Бабушка ворчит:
– Собьешь сено, корова есть не станет, молока не будет, – но из сеновала не гонит.
…Сенокос. Запах свежескошенной травы. Этот запах Миша любил больше всех других запахов. Алые капельки срезанной косой земляники. Спелые, ароматные ягодки сами тают во рту. И на языке долго помнится их вкус. И хочется еще.
…День к вечеру. Только что прошла гроза. На небе невысокая, но яркая радуга. Под ней такая же зелень травы на полянке или, как Бабаксинья говорила, на пожине – перед домом. Хорошо летом. Лето он любил больше всякого другого времени года и даже мечтал пожить в жарких странах, где всегда лето. И надеялся, когда станет капитаном дальнего плавания, то обязательно устроится на такую работу, чтобы все время ходить в теплые моря.