А у Дергачевых всегда есть вода. Много воды и водогрей дровяной, можно даже в ванну почти до половины воды набрать и помыться. Папа их, дядя Ваня, погиб под Красным Селом. Старшая дочь Вера, ей уже девятнадцать, боец МПВО, и у нее жених есть, краснофлотец с крейсера «Киров», наводчик второй башни главного калибра Валентин Сергеевич Васильев.
В квартире у них, в ванной под потолком установлен огромный бак, Валентин где-то раздобыл и со своими товарищами-краснофлотцами затащил, в квартиру и укрепил под потолком в ванной. Теперь, как только дают воду, они первым делом заполняют бак и поэтому всегда с водой. И на питье, и на мытье хватает.
А раньше воду очень экономно расходовали, ясное дело: не из крана течет, на себе носить надо. Раз в неделю устраивали банный день, мылись в корыте. Потом в этой же воде белье стирали, а остатками мыли пол.
И еще немаловажный момент: на крейсере частенько собирают рыболовную команду, которая ловит рыбу для экипажа, Валентина постоянно включают в ее состав. А он всегда находит возможность закинуть невесте авоську свежей рыбы.
Этажом выше, как раз над ними, живет медсестра Юлия, живет, как она говорит, теперь за двоих – за себя и за дедушку.
Дед ее, по профессии сварщик, человек крепкий и мастер на все руки, отдавал внучке с начала блокады часть, а с октября – половину своего пайка. В ноябре и декабре, в самое голодное время, хотел было отдавать весь паек, но прикинул, что так быстро умрет, а чем дольше проживет, тем дольше сможет подкармливать внучку.
Внучка запротестовала, но дед где хитростью, где уговорами: «Я старый, мне много не надо. И работа у меня сидячая», – подкладывал ей кусочки.
В начале зимы Нина поступила на курсы медсестер в 1-й Ленинградский фельдшерский техникум на Карла Либкнехта[40], 18; ходить было не очень далеко, жили они на том же проспекте Либкнехта, между Кировским и Карповкой, возле больницы. А это немалое дело – силы свои невеликие блокадники, где только могли, старались экономить. С той поры получала уже не иждивенческую, а рабочую карточку, однако дед продолжал ее подкармливать. И слабеть. Силы его таяли, и уже на сидячую работу их недоставало. Чтобы не падать, он сварил себе стул с наклоненной вперед спинкой и барьерчиками по бокам сиденья, к спинке прикрепил лямки. Когда садился, накидывал их себе на плечи, стягивал проволочной скобой на груди и повисал на них над свариваемой деталью.
В аудиториях техникума было холодно, стекла вылетели от обстрелов и бомбежек. Через день, через два кто-нибудь из девчонок не приходил на занятия, значит, сил у них уже не было. Не появилась на занятиях и Наташа Баскова, с которой Юля подружилась. Пошла на Васильевский проведать Наташу и других сокурсниц. Зашла в общежитие: холод, запустение, на полу лед, в коридоре мертвые, в комнатах мертвые, на лестнице мертвые. У кого лица открытые, на тех плоти нет и кожи мало, лишь черепа голые – крысы объели. В одной комнате из-под кучи одеял и другого тряпья светятся голодным блокадным блеском два огромных глаза в глубоких черных глазницах – Наташа Баскова. И голод в ее глазах, и обреченность, и мольба о помощи. Но ничем Юля помочь ей не могла, у самой ничего не было. Посидела немножко рядом, отдохнула, простилась с Наташей и пошла обратно.