– Как выводился – подробно писать?
– Нет. Вовсе не надо. Это наши с тобой и с Борисычем наработки, других они не касаются. И об реализованной информации, по ремонтникам, по Киеромякам, – приделал Владимир Семенович к карельской деревне русское окончание, – только основные моменты. По танкодрому-приманке – только установочные признаки. По обозу – настроение наших граждан, остальное реализовано, взорвали этот промежуточный склад. А вот разговор с обер-лейтенантом из 1-Ц и с Николаем Тинусом – как можно подробнее.
– Угу, – согласился Миша.
В дверь осторожно постучали. Владимир Семенович подождал, пока Миша перейдет с бумагами в предбанник, вышел в тамбур и приоткрыл дверь на узкую щель. В просвете никого не было, заглянул за полотнище двери, плотно прижимая его к себе. Там, за дверью, укрылся Мартьянов, чтобы ненароком не увидеть, кто есть и что происходит в комнате.
– Найди, на что сесть, и посиди вон там, – показал Владимир Семенович подальше от двери. – Я скоро.
Закрыл и запер на ключ дверь. Приоткрыл дверь в предбанник, возвратил мальчика за стол.
«…в Киеромяки прибыл… Остановился у…» И Айно вспомнился… Отложил ручку, уперся надбровными дугами в поднятые кулаки.
– Какие-то проблемы? Помощь нужна?
Миша молча помотал головой, а потом добавил:
– Нет, – и стал писать дальше.
Владимир Семенович, похоже, закончил со своими бумагами, убрал их в папку.
– Ты пиши пока. А я на часок, максимум на полтора отлучусь. Захочешь перерыв сделать, еда на столе, подушка и одеяло на диване, полежи, отдохни. Не беспокойся, у двери наш часовой, и без меня или Валерия Борисовича сюда ни одна живая душа не войдет.
«Опять одному? Там один, тут один. Времени у них на меня нет». Миша отмолчался. Но губы кривились, и глаза набухали. Но держал себя.
«…В качестве инициатора устройства трамплина с сарая выступил Айно Хокконен 1929 года рождения…»
Миша приподнял взгляд на Владимира Семеновича, который уже надел шинель. И вдруг сорвался с места, подскочил к Владимиру Семеновичу, ухватил его за отвороты шинели и закричал:
– Это мы! Мы его угробили! Айно хороший парень, а мы его подставили! Его в гестапо дураком сделали, а мы… мы… это мы виноваты!
– Миша, Мишенька, – попытался успокоить его Владимир Семенович. – Это война, Миша. Лес рубят – щепки летят. Мы обязаны выводить своих людей из-под удара, спасать от провала. Недавно у одного нашего сотрудника осколком зенитного снаряда сестру, сандружинницу, убило. Когда раненых, вытащенных из-под разбитого дома, перевязывала. Что ж, ты думаешь, такая ситуация лучше? Пятнадцать лет девчонке. Или теперь самолеты фашистские не сбивать? И когда освобождают населенные пункты… Без артподготовки село, а тем более город, не возьмешь, только солдат понапрасну положишь. А в городе не только фашисты, там и наши, советские люди. И там наши гибнут, от наших же снарядов. Горько. И больно. Но ничего не поделаешь, таковы условия войны. Война, она война и есть…