– Уже все придумал, – солидно отвечал Николай. – Кроватку его рядом поставим. А когда тебе с ним надо, я на сундуке устроюсь, уже примеривался.
– Ну и как? Бока-то не болят?
– Еще как удобно. Только вот все же матрац бы купить, а то бока-то, действительно…
И он тоже улыбался и радовался, что Надежда переносит беременность спокойно, и не то, что капризничает, а находится даже в каком-то особом состоянии, которое, наверное, мужчинам никогда не понять.
Он думал о матери своей, она родила двоих. Тоже жили в одной комнате при кирпичном заводе в Рузаевке-то. И ничего, все выросли, все на ноги встали.
Помнил Николай и каким отец вернулся с войны – полуживой. Ранение было тяжелое, потом контузия. От ноги одна кость осталась. Могли вообще ногу отрезать, но мама его лечила, выхаживала. И выходила.
Теперь черед Нади рожать. Первенец будет. А если и вправду дочка? Ну, пусть будет дочка, потом и сына родит.
Хорошо, если бы у них в семье было бы три сына…
Он улыбался, одергивал себя, говоря себе: «Ишь, размечтался. Первенца надо, а я уже о троих…»
И Надежда думала о своем ребеночке, он пока в ней и должен вот-вот появиться на свет. Ох, скорей бы, скорей. Уже и ждать устала.
Все шло своим чередом. И вот однажды, когда она совсем не думала о своем маленьком, он вдруг толкнулся так сильно, что у нее дух занялся.
Она схватилась за живот и согнулась, сильно вскрикнув.
Подруга, работавшая рядом, из-за грохота, неумолчно стоявшего в цехе, не услышала вскриков Надежды. Да и некогда было зыркать по сторонам – зазеваешься, может и палец оттяпать.
Но через минуту-другую все же увидела, что Надежда стоит согнувшись.
Выключила станок, подошла к подруге.
– Надя?
Надежда и ответить не смогла.
По лицу, искаженному болью, подруга все поняла и повела Надежду к выходу из цеха.
Остановила проезжавший мимо автокар, усадила подругу.
– Ну, надо же. Ну что мы за дуры? – причитала она. – Ну, почему до последней минуты тянем? И я так же рожала. Терпи, Надька, сейчас…
Автокаром правила пожилая женщина, и ей не надо было объяснять, что происходит.
Вырулила на свежий воздух, прикидывая, откуда сейчас можно побыстрее позвонить. Решила, что всего надежней из заводоуправления, там, может, и свободная машина найдется.
А Надежда только и успевала повторять:
«Богородице Дево, радуйся, Благодатная Мария… Богородице Дево, радуйся, Благодатная Мария…»
Свободной машины, конечно, не нашлось.
Дозвониться до роддома тоже сразу не смогли. Позвонили в «скорую».
«Богородице Дево, радуйся…» – других слов Надежда произносить уже не могла. В заводоуправлении ее уложили на диван. В комнате, где, кажется, помещался профком или какой-то отдел, переполошились. Надежда уже не понимала, где находится.