Надежда молчала, радость переполняла ее.
И вдруг спохватилась:
– А ряса-то у тебя есть? Выдадут или как?
– Еще и подрясник нужен, – сказал отец. – Ты давай завтра все разузнай, а сейчас наше родительское благословение прими. Путь тебе предстоит ох какой трудный, ты это понимаешь, думаю…
Он перекрестил сына, поцеловал.
И Надежда перекрестила.
Все устроилось как нельзя лучше на следующий же день – подрясник нашелся у однокурсника и как будто сшили его для Николая. И ряса нашлась.
А когда стоял он, наклонив голову, и лежала на ней рука Владыки, и слышал он слова молитв, то чувства теснились в его груди и рвались из нее, и трудно было их сдержать, чтобы внезапно не разрыдаться. Эти минуты оказались такими, что прежде нельзя было представить их высоту и величавость. И в то же время он чувствовал и умиление, и радость, и страх оступиться, сделать что-то не так, как положено.
Но могучий, богатырского сложения диакон отец Павел со своим рокочущим басом, основательностью и надежностью, всюду в эти минуты был рядом. Он водил его вокруг престола, как отец водит дитя, делающего свои первые в жизни шаги. Власы у отца Павла густые, пшеничного цвета, вьются кольцами. Глаза голубые, добрые и строгие одновременно. Много раз, бывая в соборе, Коля смотрел на отца Павла так, как смотрят дети на своего героя. И вот теперь он рядом с ним, и отец Павел опускает Николая на колени перед Владыкой, потом поднимает, указывает, куда дальше идти.
Все происходит так, как будто это и не он, Николай, находится в алтаре собора, а кто-то другой. И в то же время это он, вот уже и облачение священническое на нем, а это значит, что начинается новая, совсем иная жизнь.
Он видит жену, братьев, отца, видит однокурсников. Много и незнакомых лиц, но все они сейчас для него близкие, свои, даже родные.
Но где же самое родное, самое дорогое лицо?
Да вот же оно, вот.
Слезы матери блестят, как искры.
Господи, да кто же больше всех радуется за него?
Кто больше всех молился за него?
Кто сейчас благодарит Всевышнего горячее всех?
Кто все сердце свое, до последней клеточки, отдает Пресвятой Богородице?
Конечно она – мама.
13
Зима выдалась в тот год длинная и лютая. Если бы выпал снег, наверняка смягчилось бы, дышать стало бы легче. Да и сердцу радостней, когда снег блестит на солнышке, а небо голубое и звонкое.
Нет, нынче все по-другому. Ветер свистит, гололедица, идешь, как будто ноги чужие, а не свои, шаркаешь, двигаясь мелкими шажками. И все равно того гляди грохнешься.
Да и жизнь поменялась, стала как вот эта зима – бесснежная, со стылой землей, покрытой наледью. А морозы за сорок зашкаливают.