По улице повернул к дому и у калитки обильно и шумно выдохнул, будто дошел до места и тяжелую ношу сбросил – задание выполнено. Нормуль.
Поел и полез на печку. Осиновая рогулька предписывала покинуть населенный пункт на следующий день и переместиться в Хаапасаари. Надо хоть немножко перед дорогой погреться, тепла накопить.
Вечером приехал Юлерми, отпустили его на два дня подлечить коня, порезал тот настом ноги.
Утренние сборы были недолгими – что ему собирать: пальто на плечи, торбу через плечи, шапку на голову, лыжи на ноги и готов.
Внешне Юлерми к известию об уходе Микко отнесся спокойно:
– Смотри, как тебе лучше. Уйдешь – в обиду не приму, останешься – в обузу не будешь. Все-таки живой человек в доме.
Похоже, Микко действительно был ему не в обузу, но и большой нужды в его присутствии Юлерми не испытывал.
– Заходи еще, – пригласил он на прощанье и отправился лечить ноги своему работяге-коню.
На подходе к деревне Хаапасаари у самой околицы возле дороги, под могучей, о трех стволах, сосной, занесенные снегом и потому видевшиеся едва приметными бугорками – могильные холмики. Над ними некрашеные кресты из средней толщины березовых жердинок, с двух сторон отесанных и оструганных. Один четырехконечный, другой восьмиконечный, православный.
Молодой эстонец, девятнадцатилетний парень с рыхлым телом и красивым именем Калью Лайне, затянутый военным сквозняком в карельскую деревушку Хаапасаари, слыл местным дурачком.
В Эстонии он, больше известный среди соседей под прозвищем Калью-Мульгекапсад, с отцом, матерью и старшим братом, статным и работящим Гуннаром, владели хутором. Разводили свиней и дойных коров. Хозяйство вели крепко, удачливо, даже батраков нанимали, семейных рук не хватало.
В сороковом году пришли Советы и установили Советскую власть. Хутор отобрали в общенародное достояние. Не согласного с тем отца отослали в Сибирь: за колючей проволокой избавляться от собственнических пережитков и перенимать опыт коллективного труда, а мать и братьев записали колхозниками, по сути батраками, на их же, недавно собственном, хуторе.
Когда началась война, Гуннар сказал:
– Пора.
И братья ушли в лес. В склоне оврага выкопали землянку, нанесли туда провизии, перенесли железную печку, заготовили сушняка на дрова. Затем в одну из темных и слякотных ночей порезали на куски телефонный провод, связывающий сельсовет с районом, и сожгли две скирды прошлогодней соломы. Набравшись таким образом опыта антисоветской борьбы, перешли к широкомасштабным акциям – стали планировать нападения на машины, убийство красноармейцев, советских и партийных активистов, поджог сельсовета. Но для этого нужно оружие. Пока придумывали, как добыть оружие, изнасиловали и утопили в болотной трясине двенадцатилетнюю дочку председателя сельсовета, в поисках отбившейся от стада коровы неосторожно зашедшую глубоко в лес. Так что немцев они встретили не с пустыми руками, было о чем доложить.