Он не пользуется популярностью в Северо-Западной армии. На фронте его не видят, а если где-нибудь появляется, то приказывает отступать.
Вечером пришел приказ отступать.
Наш батальон разгружает спешно склады и раздает населению то, что невозможно вывести.
Наконец последняя часть с фронта вошла в город… Ночь…
У вокзала идет небольшой бой. Трещат пулеметы. Вокзал горит… Последняя отступающая часть вливается в нашу, и мы уходим из города. Противник нас не преследует.
Отступая, мы ещё долго видим горящий вокзал.
Утром останавливаемся на отдых.
Наконец назначено время и место нашего перехода через границу. Мы должны сдать оружие, большую часть лошадей и обозы. Нам будет отведена в лесу территория, где не так холодно. В жилых помещениях нам расквартировываться запрещено.
Безоружные, изнуренные, оборванные, мы покидаем последние русские пределы, всеми оставленные, презираемые за то, что предпринимали невероятные усилия освободить свою родину от власти международной организации, которая, так кстати для всего мира, разрушила мощь России, разъедая её вековые моральные устои.
Мороз 35 градусов Реомюра… Ночь… Отблеск Северного сияния освещает небо. Невольно вспоминаются обстоятельства, при которых я его видел в первый раз…
Через несколько часов утомительного перехода, мы наконец останавливаемся в предоставленном нам лесу.
У нас нет лопат, чтобы рыть землянки: мы разводим костры. Садимся вокруг. Каждый стремится сесть, как можно ближе к огню. Когда лицу очень жарко, а спина мерзнет, поворачиваемся к огню спиной. Таким образом мы постоянно крутимся вокруг костра, кто-нибудь от усталости падает и засыпает, вскоре опять просыпаясь от холода или оттого, что у него горит шинель. От копоти огня лица у нас стали чёрными, а в шинелях образовались дыры.
Питались мы блинами, которые приготовляли из американской муки на жестянках от консервных банок. Несколько лошадей, которых нам оставили, обросли от холода длинной шерстью.
Начали появляться больные. Через две недели пребывания в теплых леммах, эстонцы нам позволили расквартироваться по хуторам. Пройдя 40 вёрст, мы остановились около местечка Изак, в имении «Зонне».
Я помещаюсь в комнатах для рабочих с капитаном Фольбертом, офицером лейб-гвардии Семёновского полка и доктором химии Боннского университета. С нами его денщик. С капитаном не скучно, у него запас воспоминаний и рассказов. Мы спим на досках, под которые положены дрова, а на досках соломенные матрацы. Керосиновая коптилка тускло освещает по вечерам наше помещение.
Случаи заболеваний увеличиваются. Многие умирают. Это сыпной тиф. Вскоре заболел наш доктор, а за ним и сестра милосердия.