— Понятия не имею, — я плюнула под ноги, — может, сгнию где-нибудь в канаве, может, повешусь или еще чего. Знаешь, как-то все равно.
— У тебя есть шанс на чертову нормальную жизнь, Элис! Как ты не можешь этого понять, — паренек соскочил с какой-то бетонной штуки на заднем дворе.
Мы часто тут сидели, как-то повелось, что если кому то из нас плохо, то один идет сюда, а второй, не найдя первого в самом приюте, направляется в это место. Или просто приходили под вечер. Тут не было света — небольшая площадка за зданием совсем не освещалась. У забора сзади — плотный кустарник и пара-тройка сосен или чего-то такого, не особо я все таки разбираюсь в деревьях. Стоял какой-то бетонный блок, практически в плотную к фасаду, из него торчало несколько штырей, парочка была загнута. Ничего не обычного. Окна сюда практически не выходили — можно было тренироваться и просто страдать всякой фигней. И не боятся, что сейчас тебя окрикнут и пошлют прямиком в комнату. Просто сидеть рядом и чувствовать тепло, безопасность. В конце-концов мне было уютно рядом с этим мальчишкой. Как-то по особенному тепло и спокойно. Я мало знала, а вернее ровным счетом ничего, о том, что было у мальчика до приюта. Откуда он, почему тут оказался. Было интересно, но я не спрашивала. Если не говорит, значит там было нечто ужасное. Потому что я тоже не рассказывала, а Пит никогда не спрашивал. Один раз он осторожно спросил помню ли я свое прошлое, еще до этого тела. Любые фрагменты из других жизней на что получил ответ отрицательный. Иногда мне казалось, что я вспоминала, но образ любого мужчины рядом и я пресекала это на корню. Потому что понимала кто это, а мне не хотелось иметь ничего общего с Хайло — даже воспоминаний.
— Да вот так! — серые глаза недобро сверкнули, — Потому же, что и ты не уезжаешь — я видела, что на той неделе тебя выбрали! Больше скажу — эта парочка даже подписала какие-то бумажке, тебя почти сплавили отсюда. Только вот кто то… что ты там сделал? Разбил им стекло в машине? Мне П Р О Т И В Н О! Я не могу видеть их, то, как они смотрят на нас будто на товар или каких-то зверьков. Я не хочу, что бы меня купили, братец.
Питер засопел. О, я знала этот звук. Когда он не хочет признавать своего поражения в споре, но при этом согласен. После такого шла пауза, он думал что бы еще такого возразить, но в итоге сдавался и пауза затягивалась — ему было неловко признавать свою неправоту, а мне просто нечего сказать. Своего я ведь добилась — убедила этого ушлепка в своей правоте.
Потом мы молчали, неловко и очень натянуто. Я болтала ногами, пяткой кеда выбивая хрупкие камешки из блока, смотрела в темноту. Иногда в ней вспыхивал огонек, разгорался, становился по размерам в половину сжатого кулака взрослого мужчины и стремительно съеживался, как сгорающая в воздухе газета. Искры падали на землю, и свой век доживали уже в траве — бесконечно красивое зрелище. Правда требовало это все дело хороших затрат энергии. Магия хоть и была, но все же наш мир не являлся полностью магическим, так что после пары-тройки часов тренировок, например в стихийниках приходилось хорошенько отсыпаться. К тому же, я еще не владела всем этим в совершенстве. Пит говорил что со временем эта усталость пройдет и будет полегче, но пока что этого заметно не было и каждый раз я валилась с ног. Парнишке было проще — он сильнее и лучше владел ею чем я, объясняя тем, что рос в не особо хороших условиях, пробудилась она рано и пришлось развивать ее самому. Потом ему помог кто-то, но того парня уже нет, вроде как убили или он просто исчез.