Потому что каждый дом — от него почти пахло Им. Я пробовала пить, бухать, пробовала напиваться до того состояния, что не помнила и не понимала где нахожусь, но КАЖДЫЙ БЛЯДСКИЙ РАЗ его лицо снова и снова осуждающе на меня смотрело и я плакала, моментально отрезвев, сколько бы до этого я не выпила. Мне было противно от самой себя, противно от алкоголя, травы, бармена который мне подливал — бог знает где я вообще брала деньги, иной раз я даже не помнила себя несколько дней, где была, с кем и что делала. Один раз меня забрали из какого-то притона, а когда отошла от похмелья — даже не удалось вспомнить про него. Я ненавидела себя все сильнее, потом отходила, снова превращалась в тень, потом случайно меня заносило в какой-то бар и все начиналось снова. Чей-то голос, спрашивающий. не ищу ли я компании, потом алкоголь — мне часто угощали, надеясь, что потом поеду с ними. Иногда прокатывало, но только если конечный пункт был другим баром или еще каким-то заведением, где можно накидаться. Те, кто распускали руки, получали по щам.
Время тянулось то как целая вечность, то пролетало не заметно — вот вроде проснулась, а вот уже вечер и последние несколько часов выпали из памяти. Будто я просто слишком долго моргала или же провалилась в дремоту. Вот кто-то прошел по коридору, заглянул ко мне в комнату, смотрел с минуту или две — ушел. Каждый день происходил один и тот же разговор.
— Как ты?
— Никак, — взгляд в потолок.
— Пойдем, проверишься хоть?
Рука осторожно тянется ко мне, касается лба, щеки. Я вздрагиваю.
— Пит, не надо. Идите без меня.
Отпускать меня стало только через месяц или два. Помогало то, что на улице периодически кто-то докапывался. Троих я отправила в реанимацию, еще пятерым сломала несколько ребер, попутно они все получали различные травмы, некоторым просто съездила по роже. Во мне то бурлило с неистовой силой, то я вновь угасала и от гнева не оставалась и следа. И это раскачивание лодки явно не особо хорошо влияло на психику — я несколько раз кинулась на Питера с ножом, когда он просто попросил сделать чай. Вреда я ему не нанесла, парень ловко скрутил меня, выбив оружие, но потом я долго плакала, лежа у него на коленях, а он поглаживал меня по волосам, что-то шепча. Всплески ярости сменялись апатией. Апатия — всплесками ярости. И так по кругу. В определенный момент я всерьез начала опасаться за свое душевное равновесие, но потом махнула рукой — какой там. Пусть лучше вся эта срань просто добьет остатки нервных клеток, которые еще были живы и функционировали с горем пополам.