— Что ж! — решительно сказала Зина и открыла дверь в кухню. Она увидела мать, сидевшую на обычном месте, у окна, рядом со столиком, на котором стояла стопа чистых тарелок, поблескивали вилки, ложки, а в хлебнице желтел черствый батон. Вера Петровна смотрела в окно и не обернулась на скрип двери. А к стеклу снаружи, казалось, была приклеена густая сетка из марли, и голые, мокрые от дождя деревья, черная земля и темное, грязное небо расплывались, как на плохо проявленной фотокарточке.
Много лет осень не была такой холодной, дождливой и пасмурной, как в ноябре тысяча девятьсот сорок первого года. Вера Петровна, одетая по-старушечьи — в коричневое платье, с черным платком на поседевших волосах, сильно похудевшая и осунувшаяся, вот уже несколько дней была в странном, не совсем нормальном состоянии, очень беспокоившем дочерей. Она словно хотела разрешить какой-то мучивший ее вопрос, но не находила ответа, взгляд был сосредоточенным, устремленным в одну точку, а движения скованными. Она перестала интересоваться сообщениями с фронта, хотя прежде не могла уснуть, не послушав по радио сводку Совинформбюро; чего никогда с ней не случалось — стала опаздывать на работу. По ночам Вера Петровна совсем не спала, даже не ложилась. Без аппетита поев то, что давала притихшая и испуганная Зина, садилась у окна, прятала исхудавшие руки между коленями и не шевелилась до рассвета. А когда первый желто-розовый луч солнца на секунду освещал ее истомленное лицо с ввалившимися щеками, чтобы тут же исчезнуть среди туч, обложивших небо, Вера Петровна, точно пробудившись, вставала и, двигаясь, как автомат, шла на завод. Так длилось уже целый месяц. И вот вчера мать решительно заявила, что никуда не поедет, не бросит дом, который является последним ее прибежищем, где она родилась и вырастила трех дочерей. Напрасно убеждали дочери, что лучше переносить неслыханные трудности, даже бродить по дорогам с протянутой рукой, чем жить в Любимове при немцах. Вера Петровна, казалось, просто не понимала их доводов. "Не поеду! — твердила она. — Оставьте меня!.."
Между тем работа на заводе понемножку свертывалась и, наконец, прекратилась. Началась эвакуация оборудования. Каждый день Шура и Зина бегали на станцию смотреть на открытые платформы, где под брезентом стояли механизмы. Станки были странно мертвы, неподвижны и вызывали тяжелые мысли…
С приятелями-мальчишками Зина и Шура давно не встречались и не знали, что с ними, и какие у них планы. Сестры были так удручены болезнью матери, что им было не до друзей…