Часть седьмая. Увеселительная
Ночью я практически не сомкнула глаз и теперь закономерно наблюдала в зеркале синеватый ореол, ни капли не красящий мои покрасневшие от недосыпа очи. Бледная, с собранными в высокий хвост светлыми волосами со специфической природной "полосатостью" а-ля мелирование, оказавшейся проявлением моей краснокнижной природы, я напоминала самой себе голодного вампира. Голодной я и в самом деле была. Да и желание покусать отдельных личностей имело место быть, так что сходство с упырем присутствовало не только внешнее.
Не спала я по одной-единственной причине. Ромочка. И причина была совсем не в том смысле, что он, как неутомимый любовник, не позволил мне уснуть в своих жарких объятьях. Увы, но нет. Не позволила я сама себе, стискивая зубами уголок подушки, выданной мне перед сном. И пододеяльник тоже погрызла и конкретно обслюнявила, костеря себя за внезапно проснувшееся сверхъестественное обоняние.
Белье пахло Ромочкой. И наволочка, и пододеяльник, и чертова простынь, на которой я металась всю ночь. Нет, мне дали свежевыстиранное постельное белье - от комплекта в голубые незабудки отчетливо чувствовался запах порошка и кондиционера для белья, кажется даже той же фирмы, что я предпочитала сама. Но никакой порошок не мог перебить запаха дикого, ставшего внезапно сущим афродизиаком и тяжелым наркотиком одновременно.
К завтраку вышла злая, невыспавшаяся и преисполненная ненависти к одному конкретному излишне ароматному представителю дикого рода-племени. Этот самый представитель сидел за столом как ни в чем не бывало, радушно улыбаясь и попивая кофе из огромной чашки с оскаленной волчьей пастью. Мой потрепанный вид он оценил исключительно верно, голову на отсечение даю. Иначе с чего он так довольно лыбится?
- Милочка, как спалось? - заворковала бабушка, но хитринка в её глазах была настолько красноречивой, что заботливой интонации не удалось меня обмануть. Кажется, она мне за что-то мстит. Может, за Славика, внука её школьной подруги, которого я отшила после первого свидания за непристойное предложение заняться этим за гаражами? Или Николая Сигизмундовича, уважаемого профессора почти пятидесяти лет от роду, получившего от ворот поворот в первый же миг нашей встречи, так как вместо вежливого приветствия светило науки просто-напросто облапал меня, и отнюдь не взглядом? А то и Жору (он же Гога, он же Гоша) припомнила, хотя там всё было с точностью, да наоборот - горячий южный мужчина сам ушел в закат с гораздо более пышногрудой блондинкой, прихваченной по пути из уборной, оставив меня в паре с неоплаченным счетом кафе.