- Я боюсь только Бога…
В голосе Великого Магистра зазвенела колокольная бронза:
- Я же имею право отпустить грехи любому, кто действует во славу Ордена! Ego te absolve in nomine[5]…
- Брат, - перебил его рыцарь, - заглядывая в глаза собеседнику, - веришь ли ты в спасение?... И, ради христовых ран, скажи мне правду!
Старец ласково поцеловал его и произнес:
- Una salus servire Deo, caetera fraudes… Intelligis?... Prudenter age et fiat voluntas Dei… Sine mora![6]
В этот момент Келли расхохотался во весь голос: ха, ха, ха, ха, ха! – и пришел в себя. В соответствии с записью доктора Ди: это сам сатана расхохотался при последних словах, а медиум, сам того не понимая, лишь воспроизвел эту реакцию, как перед тем воспроизвел диалог Великого Магистра Винриха фон Книпроде с его младшим братом Ульрихом.
Второй сеанс состоялся вечером того же дня. На сей раз Келли увидел темный коридор замка в Креве. В освещенной лучиной нише стояло четыре человека: комендант замка, Прора; его брат, молчащий пес крестоносцев, Бильген[7]; прибывший с Бильгеном посланник Ягеллы, Зыбентей, и безымянный палач, местный, человек Проры[8]. Далеко, на другом конце коридора, раздались сильные удары по полу, эхо от них бродило вдоль стен, и казалось, будто весь замок дрожит в своих основаниях. Четверо ожидавших увидели в полутемном провале увеличивающиеся силуэты – это был Книпроде с сопровождавшими его кнехтами и ведущий их заместитель Проры. Бильген склонился к уху брата:
- Идут.
- Слышу!... Вот только…
- Только что?
- Только все еще трудно понять, почему Ягелло желает, чтобы все сделал этот волк-крестоносец?
Бильген осклабился в усмешке.
- Князь мудр, он желает иметь чистые руки, чтобы потом, если бы все сделалось известным, никто бы не лаял, будто бы он приказал убить собственного дядю.
- Говоришь – мудрый? А вот мне кажется…
Бильген приложил ему палец к губам, значаще глядя на Зыбентея, после чего спросил:
- Ты будешь разговаривать с крестоносцем или я?
- Мне все равно. А кто это?
- Книпроде, брат Великого Магистра… Хорошо выбрали, это самый храбрый во всем Ордене человек. Говорят, что сердце его крепче панциря его доспехов.
- Поглядим… У самых твердых мякли руки, когда вставал они перед Кейстутом. Жмудины верят, будто бы он может убивать крестоносцев взглядом.
Бильген весело рассмеялся.
- А может князю хотелось проверить: правда ли это, ха, ха, ха, ха!... Не больай, этот человек в сотне битв участвовал; хотелось бы мне иметь столько же грошей, сколько он наших убил.
- Тьфу! – сплюнул Прора.
Они замолчали. Через мгновение крестоносец, держа свой шлем в левой руке, а правую – на рукояти короткого кинжала, сунутого за пояс в том месте, с которого свисали цепочки, удерживающие ножны меча, встал перед ними.