Темнота постепенно окутывала дом и начала втекать вовнутрь через окрасившееся красным окно. А наша пара, разогретая диспутом, и вправду забыла про капитана; да они ссорились, но уже породнились интеллектом и своим интимным, словно шепот любовников, которые обоюдно знают свои мысли, диалогом. Было в этом что-то из диалога между величайшим из персидских мистиков, Або'ль Хайром ("Я вижу все то, что ты знаешь") и величайшим ученым Востока, Авиценной ("А я знаю все то, что ты видишь"). С высот Парнаса они не знали лишь того, что оба являются всего лишь стрелками на часах венгра.
- Господа, - сказал Кишш, - ни революция, ни народная власть временно меня не интересуют. Философские фантазии оставьте себе на потом, а теперь давайте-ка поговорим о том, о чем мы должны были говорить. Вот только, если можно, не на ощупь.
Нищий вышел в соседнюю комнату, чтобы принести свечи, а Кишш, воспользовавшись его отсутствием, шепнул:
- Замечательно, писарь, приложи-ка ему посильнее, пускай не думает, будто бы мы не заканчивали школ. Тогда будет нас больше уважать.
- Так точно, капитан, - ответил обрадованный похвалой Грабковский.
Вернулся Рыбак, и в комнате сделалось светлее. Хозяин поставил на стол тяжелый железный подсвечник и отозвался охрипшим от длительных предыдущих дебатов голосом:
- Если я хорошо понимаю, господин капитан хотел сказать:
- Вы прекрасно все поняли, - подтвердил писарь и тут же начал развивать данное утверждение своими скорострельными устами: - Капитан Воэреш хотел сказать, что ему прекрасно известны все случаи, когда взбунтовавшемуся народу ненадолго удавалось захватить власть, возьмем хотя бы мятеж Мазаньелло, когда чернь неделю сотрясала Неаполем, грабя и сжигая все, что попало, а в перерывах восторженно аплодируя приговорам, которые вожак зачитывал на основании физиономии обвиняемых. Ну а в сумме капитан желал пояснить вам, что народ является грозной в своей силе, но темной и неспособной к сознательному действию массой, которая никогда не совершит истинной и продолжительной революции по причине отсутствия чувства государственности и избытка не сдерживаемого произвола, заменяющего закон; ибо так называемая революционная справедливость и правопорядок всегда означают то же самое, что и отсутствие справедливость и правопорядка. А они существуют даже в столь плохой монархии, как наша. Взять хотя бы маршалок Белиньский, как судья не раз против богача признавал правоту бедняка, и он был знаменит этой своей справедливостью, и никакое богатство или влияния не могли этого изменить, в то время как революционные трибуналы, как доказывает история, всегда функционируют на основе права самосуда, возбуждаемого эмоциями.