Молчащие псы (Лысяк) - страница 302

Она начала его замечать. Бросала короткие взгляды на неподвижного солдата, одного из множества крепких дикарей, которые служили рядом с ее комнатами и были ей точно так же безразличны, как колонны на галерее.

Женщины во Франции, в особенности же, одна актрисуля из Пале Рояль, посвятила бы его в тонкости любого бесстыдства, не следующего из простой телесной потребности, но когда он думал о Ней, то не осмеливался представить ничего больше, кроме как направленную в его сторону улыбку на ее лице, что уже само по себе было дерзостью, ведь она была настолько иной, что никто из его сослуживцев, кроме варвара Дзержановского, не осмелился бы даже призывать ее во сне.

Как-то раз его встретило отличие: она кивнула ему, когда садилась на коня. Тогда-то он впервые коснулся ее. Помог ей забраться на инкрустированное бриллиантами седло, и какое-то мгновение перед ним была ее нога в разрезе сари, вышитого золотыми цветами, он же вдыхал запах колена цвета зрелого персик. И Имре считал, что он скотина, потому что позволил себе грязную мысль.

О том, что он ошибался, у него было время думать в кандалах, в трюме корабля, который вез его на необитаемый остров. С того дня, когда Дзержановский сбежал, и когда Дюпле провозгласил приговор венгру, Кишша трое суток держали в подвале, голого, прикованного к потолку цепью, оплетенной вокруг запястий так, что он с трудом касался утоптанной глины. В пследнюю ночь перед тем, как его посадили на судно, она появилась в камере, словно призрак, что проходит сквозь стены, практически беззвучно; слышен был только тихий щелчок замка, тронутого рукой доверенного или подкупленного стражника, и все замолкло. Она глядела в его глаза цвета старого серебра и на посиневшие губы под усами, он же смертельно побледнел, не стыдясь, засмотревшись на маленький крестик между обнаженными грудями, когда она сбросила с себя сари. Медленно, мягким, ласковым движением втиснулась она в чащобу волос, зараставших его от паха до шеи, и прижалась к мужчине, а тот закрыл глаза. Он слышал, как в ее груди колотится у него сердце. Поглощая его тело, она ввела его в обморок, когда же Имре пришел в себя и открыл глаза, он был уже сам. Остался лишь ее запах в сырой, гадкой внутренности камеры и пот, что стекал с него ручьями на мертвую глину.

Воспоминание Кишша отличается от воспоминаний Туркулла тем, что они не несут с собой боли и не возлействуют отрицательно на либидо. Капитан проживает с сыном в доме той милой булочницы, которая когда-то сделалась любовницей его слуги, Станька, но Станько – с тех пор, как из служащего превратился в десятника "воронов" и начал вести себя по-господски – часто волочится по местам, не предназначенных для приличных мещанок, в отборной троице мушкетеров секса вместе с Грабковским и Дзержановским и домой возвращается под утро, с диким похмельем. Игельстрём был прав: и что за слуги рождаются в этой стране, до того уже дошло, что хозяин должен выручать слугу! Все дело в том, что это никак не любовь, и если Имре, раньше или позднее, не встретит той женщины, которая вызывает непреходящую дрожь, которая заменит ему воспоминание и освободит от обязанности выручать собственного слугу, то, боюсь, он тоже заболеет, ибо как говорит тибетская Книга Лам: самая важная причина людских болезней – это отсутствие любви. И мне есть чего бояться – ведь он играет главную роль в моей пьесе!