Все темнее, вновь заканчивается день. Холмы вокруг башни начинают укладываться ко сну. Мрак карабкается по стенам, тщательно смазывая формы и контуры. Он постепенно насыщает атмосферу, портит четкие линии, заставляет предметы зевать, все потихонечку начинает дрожать от холода и молча засыпать.
Звезды появляются и гаснут по причине туч. Между безлистыми ветками перекатывается золотой круг луны. И повсюду очень тихо.
Неожиданно тишину разрывает скандально громкий крик неизвестной птицы. Такой вид крика из горла вырывает страх – кто-то должен был ее спугнуть. Я всматриваюсь в темноту, но ни в чем не уверен. Один из кустов походит на силуэт человека в плаще и шляпе, но, похоже, это иллюзия, все стирается в гаснущем пространстве, в воздухе же снует способность к призыву абстракций.
Я мог бы спуститься вниз и пойти в ту сторону, чтобы проверить. Когда я жил в Лаврионе, на греческом побережье Эгейского моря, меня постоянно соблазняло устроить поездку на недалекий остров. То было скопище камней, похожих на нос Нептуна, наслаждающегося сном под белым одеялом волн, днем окутанное легким туманом, а ночью таинственно блестящее. Оно не давало мне покоя. Я знал, что достаточно будет пойти в порт, нанять лодку и уже через час исследовать весь этот секрет. Но я так никогда этого не сделал, возможно, потому, чтобы не отбирать у себя иллюзий, или же, чтобы возвращаться туда мыслями и мечтать о физическом возврате или, возможно, попросту из страха. Мне рассказывали, что когда-то, во время диктатуры греческих полковников, на острове функционировал небольшой концлагерь для самых опасных противников режима. Единственным свободным обитателем в том обиталище пыток был комендант лагеря, жестокий человек, находящий большее удовольствие в психическом подавлении заключенных путем бесконечных допросов, чем скучном избиении и переламывании костей. Когда полковников свергли, и вернулась демократия, заключенных выпустили, охранников перевели в какое-то другое место, а лагерь превратили в музей мартирологии. Его хранителем и единственным опекуном, следовательно, единственным заключенным островка, сделали бывшего коменданта – демократия была злопамятной или предусмотрительной, ведь демократия обязана считаться с тем, что когда-нибудь вырастут ее враги, с которыми что-то нужно будет делать. Только вот в музей никто не желал приезжать, и природа переварила лагерь в течение нескольких лет, ну а тот человек исчез. Вроде как умер, только никто в этом не уверен, поскольку, такие как он – бессмертны. Окрестные рыбаки утверждали, что его дух бродит по скалам и сталкивает смельчаков в предательские воды залива.