Пребывая в подобного рода мрачных воспоминаниях, он сидел у озера. Вода была примерно той температуры, которую люди называют комнатной, но тело знобило. Само по себе оно излучало холод. Эрид пытался забыться сном, не считаясь с тем, что день в самом разгаре. Хотя небо навевало сомнения: оно было свинцово-серым от туч и красноватым — от близости Огненной горы. У её подножия вода кипела, чуть подальше — была тёплой и спокойной, и там водилась рыба. Это место казалось первозданным. Странные чувства вызывало оно.
Сон не шёл. Змеёныш чихнул — смешно, как это делают котята. Ветер бросал в морду остывающие капли. Хотелось спрятаться куда-нибудь подальше, но дальше было просто уже некуда. Разве что покинуть Огненные земли, но Эрид слишком боялся того, что встретит в мире людей. Что-то странно зудело под кожей и голод давал о себе знать всё настойчивей. Это хорошо: меньше места занимали мысли об одиночестве. Издалека доносились радостные крики сородичей. Драконы летали и бесились, им было весело и сытно. Его же там никто не ждал.
Резкая боль пронзила всё тело. Он забыл, как дышать, и вспомнил только когда лёгкие объяло огнём. Каждую мышцу скрутила сильнейшая судорога и Эрид закричал.
Желая избавиться от внезапной и жуткой муки, он метался в разные стороны, пока наконец не взобрался на груду массивных камней. Тут, на дующих со всех сторон света ветрах, стало немного получше. И уже в следующую секунду боль затмила всё его естество, затуманила разум, и практически лишила чувств. Дракон упал вниз, и упёрся ладонями в мокрые осколки валунов. На светлой коже остались порезы.
Кожа. Пальцы. Руки. Человеческие руки, а не лапы!
Боль отступила, осталась лишь слабость и чувство голода — где-то на заднем плане, оттеснённое шоком. Неуверенным и непривычным движением Эрид вытер навернувшиеся слёзы и поднялся на ноги.
Да, на свои собственные. На ноги человека!
Он никогда не слышал, чтобы превращение — в том числе и первое — было настолько мучительно. Сердце отчаянно колотилось в щуплой человеческой груди, на которой чётко выступало каждое ребро. Билось и давило на эти рёбра, грозясь раздробить кости, разорвать плоть и вырваться наружу. Эрида затошнило, но пустому желудку было нечего вернуть земле, и его скрутило напрасно.
Отныне Эрид имел полное право называться оборотнем.
Когда он выпрямился и отдышался, то обратил внимание на то, что стоит голышом. Это закономерно: когда драконы меняют обличье на людское, то оказываются в той одежде, которую надевали последней. Так как сам он ещё ни разу не превращался в человека, то просто-напросто оказался в том, в чём мать родила. Так сказали бы люди. Только вот чудовища появлялись на свет иначе, чем они.