Глаза Агаты горели как у религиозного фанатика или душевнобольного. Именитый подросток — страшная в своём идиотизме сила. Преисполненная рвением, девочка запустила механизм.
Как и в тот и раз, ожидание затянулось и ничего не происходило. Потом воздух поплыл.
— Обратно ты не собираешься? — с иронией спросил Эрид. Себе он найдёт способ вернуться. Если захочет.
Агата беззаботно пожала плечами.
— Тут всё просто. Если есть путь туда, значит есть путь обратно.
— Откуда такая уверенность у человека, который никогда не путешествовал? Я мог бы просто увести тебя из замка и показать огромную страну, которой ты будешь править, а потом спокойно доставить обратно. В мире, куда ты собралась я могу оказаться бессилен и бесполезен.
Всё кругом пошло рябью и на окружающие их вещи стала накладываться иная картинка.
— Ой, не хочешь — так и не ходи. Но, вроде как, ты поздно спохватился…
Да, определённо поздно. Подул свежий ветер, лаборатория начала пропадать. Ещё минута — и на них нахлынуло новое, чужеродное. Другой воздух, пропитанный каким-то запахом, похожим на химический дым.
Но дело было не в параллели, а в них самих: это они здесь инородные тела.
Девочка и оборотень стояли на холме. Вдалеке что-то шумело. По всем признакам, это были звуки большого, плотно населённого города. Неказистая крепость, которую, они видели на снимке, оказалась вереницей квадратных построек, которые никак не могли иметь оборонительную функцию.
Люди под деревом не видели их. Вдалеке, где квадратные башни портили горизонт, по земле простиралась дорога. На таком расстоянии что угодно сольётся в однородную массу, но эта серая лента, казалось, не была вымощена плитами, как к этому привыкла Агата. И на землю тоже мало походила. По ней проносились машины с невероятной быстротой. Девочка разинула рот. В её краях ни «рыбы», ни самоходные кареты не развивали такой скорости.
Люди на пикнике были очень заняты: они смеялись, сидя на клетчатом ковре и передавая друг другу кубки и блюда с закусками. Некоторые вставали и подходили к машине, выкрашенной в матовую голубую краску. Это тоже было удивительно: в замке Агаты каждый второй предмет был либо каменным, либо металлическим, и носил естественный оттенок.
Одни голоса перекрывали остальные и долетали до верхушки холма обрывками фраз.
— Что это за язык?
Эрид пожал плечами. Наречие, не похожее ни на фьёльский, ни на скельтрский языки, да и вообще ни на что — оно, тем не менее, было понятно для пришельцев. Хоть и звучало так странно.
Но не эти чудеса поразили девочку больше всего. А маленький прямоугольный ящик. Из него вырывались звуки, самое подходящее определение для которых — музыка. Но какая! Невообразимая! Во дворце Агата привыкла к подводным мелодиям арфы, к виолончелям, рвущим душу, к торжественным и страшным звукам органа. А так же к тяжёлым, и даже электронным звукам. Она и сама занималась музыкой, терзала скрипку и клавесин в рамках учебной программы. Но это нечто новое. Струнные? Пожалуй. Барабаны? Да, определённо. И многое другое — простое и многогранное, весёлое и надрывное. Почти примитивные голоса, практически гениальные слова. Голоса эти повергли Агату в шок. Ни одного меццо-сопрано или контртенора, но в остальном — потрясающе! В этих звуках, хотя они отчасти так уродливы, заключалась свобода — то, к чему так рвалась Агата.