Полина что-то говорила на своём языке, в котором сложно было что-либо разобрать, но Арчи усиленно пытался понять хоть слово, сводя брови у переносицы и иногда тихо переспрашивая неугомонную девчонку в сиреневой пижамке о том, что же она, всё-таки, сказала. Но та, гордая особа, не утруждала себя повторением уже сказанного, продолжая наговаривать всё новые и новые слова.
Яблоко от яблони…
Наконец, моё присутствие было раскрыто, когда Пося решила собрать ещё несколько разбросанных игрушек близ входа в свою комнату.
— Мама, — отчеканила дочка и Арчи обратил на меня внимание, подняв любопытный взгляд на мой взъерошенный вид.
В серых глазах промелькнуло осознание того, что я всё видела и, скорее всего, не довольна этим.
— Доброе утро, солнышко, — подхватив дочку на руки, поцеловала её в тепленькую пухленькую щечку, которую она мне сама подставила, крепко обнимая за шею. — Пойдём завтракать и ждать бабу Бину?
С Полиной на руках последовала на кухню, где посадив её за столик для кормления, приступила к приготовлению завтрака.
— А со мной поздороваться не хочешь? — раздался за спиной голос Арчи с легкой хрипотцой.
Повернулась к нему и медленно осмотрела мужчину, что стоял ко мне непозволительно близко в одних лишь низко посаженных джинсах. Подняла взгляд выше ремня и наткнулась на два небольших шрама, один из которых был от ножевого ранения, тогда в подвале ресторана Коновалова, а другой, вероятно, был оставлен пулей Влада в ту ночь, когда я трусливо обежала, оставив Арчи один на один со смертью. Ещё один светлый шрам находился под правой ключицей и я точно знаю, что на ноге был подобный ему.
Заглянула в его серые глаза, в которых без труда можно было различить насмешку и любопытство.
— А тебя здесь не должно быть, — наиграно холодно отвечаю ему и отворачиваюсь к закипающему молоку, чтобы добавить в него манную крупу и сахар. — Насколько я помню, утром от тебя должны были остаться лишь воспоминания.
— Приятные, я надеюсь? — спрашивает он и прижимается к моей спине, проводя носом по шее.
— Надейся, — ехидно отвечаю ему и отхожу в сторону, избегая его навязчивой близости.
— Слова могут ранить, Даша, — подмечает он и присаживается за обеденный стол, подмигнув Полине.
— Сомневаюсь, что такого толстокожего засранца как ты, могут ранить хоть какие-то слова, — парирую я и заговорщически подмигиваю улыбающейся дочери, что старательно доедала свой творожок.
— Два года прошло, — напоминает Арчи и берет из вазы с фруктами яблоко, которое тут же надкусывает. — Многое изменилось, Даша, в том числе и я.