Он зло усмехается, и заводит машину. После чего начинает объезжать место аварии.
— За что? — только и могу вымолвить я. Он пока не хватает пистолет и не стреляет меня. Может быть, всё не так плохо.
— За то, что утащила пакет. Теперь я буду гадать — ты стерла отпечатки или кто-то это сделал до тебя. Сама ты хрен признаешься.
Я едва сдерживаюсь, чтобы не ахнуть громко. Но воздух из легких будто вышибает ударом сердца. Оно же и разгоняет неожиданное тепло и легкость по венам. До кончиков пальца наполняет облегчением, и я будто стекаю по сиденью.
Господи, я спасена. На пистолете нет следов.
Эта мысль приходит вместе со жгучим стыдом: теперь я смогу сохранить в тайне, что брата Рустама заказал мой отец. Садаев может сколько угодно подозревать его в этом, но ему нужны были стопроцентные доказательства. Теперь их нет. Конечно же, никто ему об этом не расскажет.
Но это просто отвратительно. Теперь угроза моей жизни исчезла — Садаев сам сказал, что даже руки отрывать мне не станет, потому что я ему жена — и совесть начинает жрать меня со страшной силой. Если бы я потеряла брата, мне бы было невероятно больно. А если бы я еще не могла отомстить убийце, то меня бы отравляло каждый день чувство бессилия. Ненависть. Невозможность поставить точку и отпустить этот кошмар, похоронить его глубоко в себе.
Может, мне стоит рассказать ему все?
Конечно, в этом случае я совесть успокою, но Садаев может навеки успокоить и меня…
Я осторожно смотрю на Рустама.
— Я думала, что в пакете еда, — тихо признаюсь я, — поэтому его и прихватила. Он же бумажный… и я не стирала отпечатки.
— Твою мать, — вырывается у Рустама с усмешкой, — лучше замолчи. Мне не до смеха, принцесска. Баллистическая экспертиза подтвердила, что стреляли из этой пушки. Это, бляха, всё, что можно было узнать. Если бы там остался хоть какой-нибудь след…
Он с силой сжимает руку на руле и мне кажется, что тот начинает трещать.
— Ладно, похер. Твой отец все равно круто попал. Хотя бы из-за того, что натворил сегодня, — добавляет Рустам.
Я могу только снова и снова пожимать плечами. Не уверена, что эта новость меня как-то сильно волнует. Но и сказать «да мне плевать как-то» тоже не получается. Я не настолько дерьмо, как мой отец.
Я замолкаю, и до самого дома Рустама мы едем в полной тишине. Я думаю о том, что маньяк, видимо, ознакомился с результатами экспертизы, прежде чем отдать нам папку. Поэтому и назвал ее свадебным подарком. Я посчитала тогда, что он издевается надо мной, но, нет. В ней и вправду не оказалось ничего страшного для меня.