В трубке внезапно раздается больно ехидная усмешка.
— Да я уже поняла. Удивилась, что ты набралась наглости позвонить. Забудь этот номер.
Меня словно через километры обжигает холодом в ее голосе. И ладонь, которой я сжимаю смартфон, немеет.
— Что? — вырывается у меня растерянно. Я не понимаю. Она приняла меня за другую Диану? Я не понимаю, почему она говорит со мной так. Это какая-то ошибка.
— То, — выплевывает Эля, заставляя меня вздрогнуть, — у тебя совесть есть звонить, а, Диан? И строить из себя мисс Невинность? Ты нас с Оксаной несколько лет за нос водила! Врунья! Мы тебя жалели и помогали, думая, что ты бедная девочка, у которой родители живут в селе, как ты нам рассказывала. Деньгами помогали, шмотки отдавали свои! Подарки дорогие и нужные дарили! А ты… дрянь! — подруга внезапно всхлипывает, — змея в овечьей шкуре! Из-за твоего отца посадили моего папу! А я тебе столько рассказывала… думала, что…
— Эля…
— Заткнись! Я не хочу слышать твой голос!
Я замолкаю и в шоке слушаю ее несвязную речь, пытаясь понять, что произошло. Эля не раз упоминала, что ее отец был в тюрьме и из-за этого потерял какой-то очень важный пост, а их семья оказалась за чертой бедности на долгие годы. После они выправились. Папа Эли нашел другую, денежную, но вредную работу, из-за чего умер довольно рано. Зато мама взяла себя в руки и пошла работать по специальности. Журналистом. Стала довольно известным человеком, успела взять интервью у многих известных людей. А Эля пошла по ее стопам.
Но Эля ни разу не упоминала… ни одним словом не обмолвилась, что моя семья как-то ей навредила. Моя фамилия ни разу не прозвучала в наших разговорах.
Она внезапно шумно выдыхает в трубку.
— Если моей маме что-то сделают, — быстро и твердо произносит она, — я тебя найду, Диана и зарежу. Реально. Попробуй только открыть рот и выболтать тайны, которые я сболтнула. Гори в аду, мерзость.
И отключается.
Телефон выпадает из моей ладони прямо в сковородку с гречкой с дурацким «чавк». Он, похоже, точно сдохнет. Или взорвется прямо на Садаевской новенькой кухне, украсив черным пятном из тушенки и кислоты белый потолок, но мне сейчас плевать. Это все часть сознания констатирует, а я просто сползаю на пол в полной прострации. Ноги перестают держать.
Я отстраненно замечаю, как на кухню заходит Хирург, но не реагирую. Я полностью опустошена. Словно какой-то злой рок ломает мою жизнь. Обычную жизнь, которую я выстроила собственными руками, не желая иметь никакого отношения к фамилии отца. Она разрушается так стремительно, словно желает или даже вынуждает, чтобы я вернулась назад… откуда сбежала.