Маньяк выключает варочную поверхность и двумя пальцами достает из сковородки мой телефон, быстро швырнув его в раковину.
— Китайский смартфон с гарниром из гречки? — слышу я хмык, — знаешь, цыпа, я не люблю экзотику. Мне бы что попроще.
Он садится передо мной на корточки и заглядывает в лицо.
— Чё случилось? — интересуется он, — рассказывай давай.
Тело начинает трясти, словно от озноба, когда он произносит эти слова. Я понимаю, что надвигается истерика. Огромная грозовая туча, которая прольется моими слезами. Поэтому я закрываю глаза руками, словно пытаясь эти слезы остановить. Но они все равно срываются. За что? Почему Эля так? Не выслушала даже, не спросила… я ведь просто пыталась начать новую жизнь. Я любила ее. Любила и своих подруг. И институт. И даже ту комнату, где жила, и даже Веру Трофимовну.
И я рассказываю. Сбивчиво, отрывисто, и, наверное, маньяк ничерта не понимает из моих слов, но я пересказываю, как мы дружили с Элей в институте, всю нашу историю и о том, что ничего не понимаю. Не понимаю, почему я должна отвечать за грехи своего отца, о которых ни сном ни духом.
К концу рассказа мое лицо и руки мокрые от слез. Мокрые до самых локтей из-за дорожек, стекающих из-под ладоней.
— Цыпа, — слышу я как сквозь вату голос Хирурга. Говорит на удивление спокойно и размеренно, — запомни — нельзя строить счастливую жизнь на обмане и фальшивых документах. Твое спокойствие будет тогда слишком хрупким. И легко разрушится, как сейчас. Ты не документы меняй, а себя в первую очередь.
— В смысле? — всхлипываю я, — всем плевать на то, какая я! Главное — грехи моего отца. Вот, Эля узнала. И что? Она теперь ненавидит меня!
— Потому что ты ее обманула, цып. Она тебе типа доверяла и теперь за что-то боится.
— А какая тогда разница, — я убираю руки от лица и развожу ими, — сказала бы я ей с самого начала — и она так же меня бы ненавидела. И не было бы у меня друзей.
— Ты же со мной нормально сейчас общаешься. Я о себе с самого начала правду рассказал, — усмехается внезапно маньяк и я поднимаю на него взгляд. Это дается мне с трудом из-за опухших и зареванных глаз, а он продолжает, — не стал гнать, что я какой-нибудь… не знаю. Интеллигент. Случайно попавший к Рустаму. Ты убегаешь не от своего отца, а от себя в первую очередь, цыпа. Признай свое прошлое и живи дальше так, как считаешь правильным. Ты уже не просто чья-то там дочка, а жена важного хрена. Воспользуйся шансом.
Он выпрямляется, закончив и я чувствую, как он хлопает меня по макушке, словно собаку. Которой очень доволен. Из-за этого жеста у меня вырывается глупый смешок и даже немного отступает душевная боль, которая грызла меня весь наш разговор.