— Давай, вливай в нее эту хрень. Глотай, принцесска. И блюй.
В рот вливается мерзкая жидкость, разбивая все розовые романтичные мечты умереть после сладкого прощального поцелуя, как в фильме. Я послушно глотаю. Глотаю. Глотаю. Едва не давлюсь. До тех пор, пока в желудке что-то не переворачивается, а потом Рустам наклоняет меня, заставляя в буквальном смысле мучительно блевать.
— Сейчас промоем желудок и поставим капельницу, — врывается в нашу с Садаевым реальность мелодичный женский голос, — потом девушка подпишет согласие на УЗИ, и я смогу посмотреть, все ли в порядке с малышами.
Боже. Я просила Садаева поцеловать меня при враче. Я чувствую, как лицо вспыхивает, открываю глаза, перед которыми стоит туман и вижу женский силуэт.
— Крови нет? — шепчу я, — посмотрите скорее. У меня может быть выкидыш.
— У вас пищевое отравление, — мягко замечает девушка. Натянутые струны нервов словно резко отпускает. Я в последний раз выплевываю мерзкие слюни изо рта и обмякаю в руках Рустама, снова проваливаясь в забытие.
Пищевое отравление. Я сглатываю комок в горле, а желудок возмущенно бурчит. Господи, какое облегчение. Я действительно поверила, что у меня начинается выкидыш. Только сейчас, узнав диагноз, я вспоминаю детали: живот действительно крутило иначе, чем в тот раз, когда у меня шла кровь. Но я была слишком испугана, чтобы сопоставить все эти факты: и тошноту, и дикую слабость, и лихорадку.
Врач возвращается с чистым тазиком, улыбаясь.
— Как себя чувствуете? — интересуется она.
— Нормально.
— Что-то ели с утра необычное? Не переживайте, результаты УЗИ у вас на столе. С близнецами все в порядке. Развиваются по сроку. Только матка в тонусе. Это не очень хорошо. Вам надо беречь себя.
— Я знаю, — со вздохом подтверждаю я. Что же я ела необычное? Ничего. Кроме бутерброда. Который нашла на дальней полке холодильника. Вероятно, дело в нем. Я немного забыла привычку матери захламлять холодильник, и не проверила срок годности на упаковке. А голодна была я сильно, чтобы что-то заподозрить. Вот и поплатилась за это минутами мучений — как моральных, так и физических.
Взгляд падает на лист а4 на столике, и меня внезапно как громом ударяет. А где я вообще? Интерьер мне абсолютно незнаком. Я обвожу глазами уютную комнату и понимаю, что мы точно не в Москва-Сити.
— Мы где? — интересуюсь я у Рустама. Врач, тем временем, собирает все в свой чемоданчик. Когда Садаев садится в кресло у окна, почти скрывшись в полутьме, девушка вежливо улыбается нам и уходит.